Не раздумывая более, я сбросила деревянную обувь и, подхватив руками подол длинного платья, бросилась к башне, прямо к лестнице, ведущей в подземелье. Один из охранников попытался схватить меня, но остался с рукавом от платья в руке. В полутьме я сбежала по лестнице вниз, споткнулась и, упав, разодрала коленку. Стражник завернул за угол, чтобы посмотреть, кто шумел, — шпион аббата всегда на месте, когда что-то необходимо выследить и вынюхать. Я оттолкнула его и бросилась дальше, к спасительной двери лаборатории.
— Ну что, ведьма, тебе все неймется? Вход в лабораторию для тебя закрыт… — Сопя, стражник забрался наверх и снова начал следить за мной, когда я уже подошла к лаборатории и обеими руками стучала в дверь. — Что ж, подожди, когда тебя схватит благородный Фулко… — И тут он грязными пальцами схватил меня за волосы.
— Герман, открой, Христа ради, открой… — кричала я.
Дверь распахнулась, и я упала на руки лекаря. Герман смотрел на толстяка, стоящего за мной.
— Ах ты, милашка! — сказал он и захлопнул перед его носом дверь.
— Предательство, — прохрипела я, дрожа всем телом. — Где мастер Нафтали? Где Эрик? Им нужно срочно бежать, скрыться…
Снаружи в дверь колотили стражники.
— Быстро, они в пещере, — прошептал Герман и закрыл дверь на засов.
В пещере царил полумрак. Рядом с жаровней стоял накрытый стол, за которым сидел еврей и с кем-то разговаривал. Они тихо смеялись, позвякивал графин, пахло поджаристым хлебом и фруктами. Аромат розового масла разносился до самой лаборатории… Я протиснулась сквозь дверную щель.
— А мы уже ждали тебя, девочка. — Нафтали поднялся с чашей в руке. — Я уж подумал было, что ты передумала, — прошептал он. — Я думал…
— Тсс, тихо, любимая… Никто не знает, что я здесь.
— Нет, они все знают, Эрик! Я стояла под дверью и подслушивала.
— Ты подслушивала? — Смеясь, он схватил меня за уши. — Подслушала и поняла, наверное, так? Не все проливается дождем, что делает небо темным, не все так уж и плохо, как кажется…
Я вырвалась из его рук.
— Эрик, выслушай меня внимательно! Мой отец знает, что ты в замке! — Слезы хлынули из моих глаз. — Мы пропали, пропали…
Рука Нафтали легла на мое плечо, защищая, словно покрывало.
— Садись, дорогая. Садись и расскажи, что ты услышала. — Лицо его побледнело.
— Они знают все, мастер, все! Им известно о вашем лжесвидетельстве и о том, что Эрик жив, что я, несмотря на запреты, бывала здесь, когда… когда… — Со стоном я закрыла лицо руками.
Ненавистный голос все еще раздавался в моих ушах. «Пусть она опять раздвинет ноги…»
— И они знают, что ты был в часовне. Аббат узнал тебя, Эрик. — Я взглянула на него. — Теперь ты понимаешь?
Лицо его застыло в тревоге. Нафтали нащупал в темноте скамейку и сел.
— Скоро они будут здесь, — тихо, покачав головой, произнес он. — Эти священники оказались проворнее, чем я думал.
Вошел Герман и что-то прошептал мастеру на ухо. Нафтали поспешно встал со скамейки.
— Готовься в путь, Юнглинг.
— О божество Тор, — зло проговорил Эрик, — я бы вырвал у этого проклятого монаха сердце из груди…
— Так поступят с твоим сердцем, если ты не уйдешь сейчас, Эрик! — В голосе моем зазвучали свинцовые нотки. Я встала из-за стола и бесцельно прошлась по пещере. Железо за железо, огонь всепожирающий. Отец вынет из него кишки и бросит их своим охотничьим собакам на съедение. Гнев отца, ненависть Фулко не имеют границ, сегодня я почувствовала это сполна!
И тут я встретилась взглядом со стальными, отдававшими в голубизну глазами; остро, как нож, его взгляд вонзился в мои мысли:
— Ты пойдешь со мной?
Края серебряного креста вонзились в ладони.
— Я… я могу их задержать, Эрик… Я могу направить их по ложному пути, могу им рассказать…
Картины — замученное существо на прогнившей соломе, тяжелейшие раны с паразитами, порубленная плоть и дурно пахнущая кровь, одна картина сменялась в моей памяти другой, еще более тяжелой. Меня затошнило.
— Спасай свою жизнь, Эрик, я этого не перенесу.
— Элеонора, ты пойдешь со мной?
Я стояла, ощущая во рту вкус собственной крови. Они не пощадят и меня. Они готовы будут искромсать меня на куски и сжечь вместе с семенем зла. Во мне росла злость, голая, ничем не прикрытая злость, такая, какой я в себе никогда еще не чувствовала.
Эрик не шелохнулся. Остаться с ним. Пойти с ним и умереть с ним. Быть вместе с ним до самого конца. Совсем недавно, в церкви, все казалось так просто. Но почему я теперь медлила?
— Я… я ничего не взяла с собой… даже обуви… — проговорила я.
— Если дело только в башмаках… Посмотри же на меня, Элеонора. Я понесу тебя на руках, куда захочешь.
Я не смогла выдержать его взгляд и стала наблюдать за тем, как он изучал мои грязные ноги. На лице его была нежная улыбка.
— Ты боишься? Я с тобой, не бойся ничего…
Пораженная, я смотрела на него.
— Сделай это, — тихо сказала я. — Отнеси меня туда.
Он протянул руки, и когда они обхватили мои окоченевшие пальцы, от страхов, прошлых и будущих, не осталось и следа, их вмиг унесло, будто они были всего-навсего листьями, порывом ветра сорванными с ветвей.
Как долго стояли мы, погруженные друг в друга, будто впервые увиделись! Нафтали деликатно кашлянул.
— Все предусмотрено, но выбор есть, как говорит равви Аквеиба. Она пойдет с тобой, как ты и мечтал с самого начала, Юнглинг. — Нафтали хитро улыбнулся. — Всевышний проклял женщину, но все бегут за ней… Когда вы находитесь вместе, то согреваете мое сердце… Но вам нужно торопиться, друзья.
Эрик притянул меня Һ себе, набросил мне на плечи мантию.
— Мастер, что с вами? Вам нельзя оставаться, аббат не пощадит вас.
Перед дверью послышались крики.
— Граф не осмелится. А его двоюродный брат — всего-навсего брызгающая слюной и изрыгающая хулу собака, которого одолеет медвежья болезнь, лишь только он подумает о мести. Он не имеет надо мной власти. Нет, Эрик, идите одни. Вы молоды и сильны, я буду для вас обузой. Оставьте меня здесь, с книгами, — частью моей жизни. Господь услышит мои молитвы, не покинет меня.
Он пошептался о чем-то с Германом, и слуга тотчас же удалился. Нафтали опять повернулся к нам.
— Никогда я и помыслить не мог, что нам придется распрощаться столь быстро, — печально проговорил он. — Герман подберет кое-что для вас в дальнюю дорогу, а мне оставьте радость благословить вас.
Эрик молча опустился на колени, потянув за собой и меня, в глазах его заблестели слезы.
Старик встал на колени перед нами, его белый кафтан светился в темноте.
— Хвала тебе, Всевышний, Господь наш, царь мира, создавший радость и веселье. Невесту и жениха, любовь и единство, мир и дружбу.
— Аминь, — прошептала я.
Возле меня что-то зазвенело. Эрик, высоко держа ножны своего меча, отцепил тонкую цепочку. Потом, взяв мою руку надел цепочку на мое запястье.
— Куда бы мы ни пошли, никогда не думай, что я варвар, Элеонора. Pone me ut signaculum super cor tuum, ut… — Голос его выдавал сильное волнение.
