нажала кнопку звонка. Ей казалось, что сейчас дверь отворится, появится немой страж с глазами-пустотами, и прошлое начнет стремительно засасывать их в черную глубину.
Послышалось щелканье замков. К гостьям вышла сухая маленькая старушонка. Между складками ее полумертвой кожи блестели темные и живые, как ртуть, глаза.
— Мы по поводу продажи дома, — улыбнулась Полина. — Хотелось бы осмотреть помещение. Нашей компании нужен новый офис.
— Компании?
— Да. Фирма «Лицо дома». Занимаемся дизайном. Уровень выполнения работ высочайший.
Полина полезла в сумочку и достала свою визитную карточку. Старушенция долго, внимательно рассматривала ее, видимо, изо всех сил пытаясь запомнить сложную фамилию. Какую-то связь бабуля теперь с отцом Анастасием имеет.
— Из Новославянска?
— Да. Хотим и у вас обосноваться. Захватываем новые жилые пространства. Фирма у нас процветающая. Так что если особнячок понравится — не поскупимся. Что тут, кстати, раньше было?
— Частные владения.
— Понятно. Ну, так пройти можно?
Старушка отступила в сторону. Втроем они вошли в просторный холл. На стенах его уже не белели бесконечные высказывания-нравоучения. Огромный деревянный крест, висевший над дверью, тоже исчез. Здесь не осталось ничего от «первой жизни» особняка. Полина разочарованно покрутила головою и за старухой и Светланой двинулась по узкому полутемному коридору. Хранительница толкнула сухоньким кулачком первую дверь. Большая прямоугольная комната, поклеенная дешевенькими серыми обоями. На противоположной стороне — ее близнец.
— Здесь можно расположить кабинеты сотрудников, — довольно кивнула головою Полина.
— Это спальни, — шепнула ей Светлана. — Первая — парней, вторая — девушек. В них запрещали разговаривать.
— Что? Совсем?
— Ага. Отец Анастасий постоянно повторял:
'Много говорить — грех. Болтливость — порок.
Особенно для женщин. Этот грех я возьму на себя.
Буду говорить за всех'.
— Гм. Смешно.
— Старуха открыла следующую комнату:
— Для гостей.
Полина усмехнулась. Гости! Как же! Интересно, что на самом деле творили ждущие в этой узкой комнате с решетками на окнах?
— Здесь можно склад сделать, — продолжала женщина вслух строить мифические планы.
Самое отталкивающее впечатление произвел на нее малюсенький без окон чуланчик.
— Кладовка, — раздался сзади голос гида.
— Комната Откровений, — пояснила Светлана.
— Мрачновато. Это какие же озарения могут посетить в таком клоповнике?
Полина старательно издевалась над особняком, с наслаждением развенчивала мистический образ Дома ждущих. Светлана не должна воспринимать его всерьез. Надо посмеяться над тем, что тут совершалось.
— Ну мы… В общем, человека сажали перед каким-то предметом. Сидеть нужно было несколько часов. Пока третий глаз не откроется. Чтобы увидеть весь мир.
— Где? Во сне, что ли, после перенапряжения?
— Нет. В одном предмета.
— Э-э-э. Не совсем понимаю… А ты… Тебе…
— Там поставили что-то вроде лампадки. Такой дрожащий огонек. И все. Больше никакого света.
— И ты что-нибудь увидела? — с опаской спросила Полина.
Племянница отрицательно покачала головою:
— Нет. Но не могла же я признаться. Пришлось придумать. Я сказала, что видела в этом огоньке и заходящее солнце, и угли костра, и грозу, и боль.
Отцу Анастасию понравилось. Он любил, когда говорили красиво. Учитель ведь свои проповеди лучше любого писателя читал.
— Да. Есть такие мастера. Плагиатом занимающиеся.
— Но у некоторых ребят и вправду видения были.
— Это, наверное, у тех, кто хорошенько перед открытиями пообедал.
— Ну при чем тут еда?
— Света, ты еще очень многого не знаешь о том, что здесь творилось.
Полина хотела было прямо здесь рассказать племяннице о таблетках, но передумала. Старуха слушала откровения женщин, склонив головку, и глаза ее блестели ярко и зло.
Посетили столовую, тесный санузел. Поднялись на второй этаж. К удивлению Полины, угольно-черные обои в зале сектанты перед отъездом ободрали. Наверное, чтобы не отпугивать потенциальных покупателей мрачными, странными декорациями. Вообще братья потрудились в доме на совесть. Нигде ни пылинки, ни соринки, ни мусоринки — сплошная санитария.
— Милая женщина, — обратилась Полина к старухе, — Вас как зовут?
— Нора Васильевна.
— Нора Васильевна, а кто здесь убирал? Вы?
Полина очень надеялась, что старушка, наводя порядок в доме, собрала мусор в мешок и оставила где- то поблизости до поры до времени. В нем можно покопаться и извлечь на свет обрывок какого-нибудь важного документа.
Однако старуха ответила несколько высокомерно:
— Почему же это я? Сами хозяева и убрали.
Вымыли все, вычистили, пропылесосили. Очень порядочные люди.
— Гм. Да. Весьма. А что же, Нора Васильевна, отец Анастасий вам случаем свой телефончик не оставил?
— Не понимаю я, что вы обе все странное говорите. Дальше смотреть будете? Или домой пойдете?
— Посмотрим — посмотрим, — через силу опять заулыбалась Полина.
Она уже утратила к особняку всякий интерес.
Мрачный Дом ждущих не открыл ей ни одного своего секрета. Механически женщина двинулась за старухой. Они вошли в маленькую гостиную. Всю ее стену занимали фотообои в сине-зеленых тонах.
В углу одиноко стояла забытая облезлая тумбочка.
Полина, как коршун, бросилась к ней. Не обращая внимание на негодующий взгляд старухи, по-хозяйски открыла дверцу. Пустота. На всякий случай женщина еще пошарила рукой внутри. Однако в чреве тумбочки обнаружила только густую жирную пыль. Полина полезла в карман за носовым платком. За ее спиной Светлана сказала каким-то слабым голосом:
— Гора Обретения.
Тщательно вытирая пальцы, Полина обернулась. Внимательно взглянула на бледное лицо девушки, мельком — на красивый пейзаж.
— Это Фудзияма. Вулкан в Японии. Любимое место туристов и художников. Считается одной из самых красивых гор в мире.
Полина с ожесточением затрясла тумбочку, точно надеялась, что сейчас из молчаливой свидетельницы посыпятся доказательства и улики. Заглянула за нее. Ничего.
Светлана снова заговорила странным прерывающимся голосом:
— И ты поднимешься на нее. И Он встретит тебя. И будешь ты ни бедным, ни богатым; ни молодым, ни старым; ни мужчиной, ни женщиною.
Потому что глаза твои откроются, и сердце распахнется, и ум прозреет. И захлопнутся за твоею спиной двери старого дома. И упадут в черный омут всякие боли. И жизнь прежняя навсегда затворится.
