В этот момент раздался глухой удар, взметнулись искры – это обрушились перекрытия внутри фабрики.
Мимо лица, словно в замедленной съемке, пролетел невесомый лоскуток сажи. Саша проводила его глазами. «Пепел Клааса стучит в мое сердце. Пепел Клааса...»[3]
...Она открыла глаза, и увидела над собой белый потолок. Поморгала. Пахло лекарствами.
«А, я в больнице...»
– Саша... – услышала рядом с собой голос Максима. – Саша!
Он осторожно обнял ее.
– Макс... Макс, там был отец.
– Где?
– На фабрике... – она почувствовала, как из глаз льются слезы и с шорохом падают на крахмальную подушку. – Он меня спас, а сам...
– Ну не надо, не надо... – Максим погладил ее руку. – Ты жива – а это главное.
– Макс, ты не понимаешь...
Он упал на колени, уткнулся лбом в край кровати.
– Ты жива, а это главное. Ты жива, а это главное... – монотонно забубнил он. Кажется, он был немного не в себе.
– Макс, это сделал Бородин.
– Что? Что сделал?
– Устроил пожар.
Макс вскинул голову:
– Бородин? Ты уверена?
– Я видела его. Я угрожала его разоблачить. И он решил расправиться со мной – как с моей мамой... – Саша села на кровати, оглядела себя. Кажется, все было в порядке, лишь кое-где волдыри. – Что со мной? Я не сильно обгорела?
– Нет. Дыму, говорят, наглоталась... Через несколько дней выпишут... Саш, я убью его. Вот сволочь...
– Макс! – Саша едва успела схватить Макса за рубашку. – Нет...
– Сволочь...
– Макс, если ты убьешь его, то тебя посадят.
– А не жалко...
– Макс, не сходи с ума! – сквозь зубы прошипела Саша.
Максим снова сел рядом.
– Он за все заплатит, – сухо произнесла Саша. – Но жертвовать тобой я не собираюсь. Ты теперь у меня – единственный.
Он обнял ее.
– Кроме тебя, у меня нет никого... – прошептала она. – Мы все сделаем по закону. Цивилизованно.
Макс ничего не ответил.
Саша откинулась назад. В легких саднило.
– Посетители, на выход... – в палату заглянула медсестра. – Завтра приходите, мужчина.
Медсестра исчезла.
– Макс, обещай мне, что не будешь делать глупостей. Ма-акс?!
– Обещаю... – не сразу глухо отозвался тот.
– Ну все, иди.
Тяжело опираясь на трость, Максим заковылял из палаты.
Саша закрыла глаза. Моментально накатило странное забытье, похожее на сон.
Лето. Двор их дома. Девочка лет трех сидит в песочнице, самозабвенно лепит куличи.
– Саша!
– Сашенька, смотри, кто идет! Сашенька, кто?
– Папа... Па-а-па-а!
Девочка торопливо отряхивает платьице от песка. Бежит. Молодой мужчина подхватывает ее, целует, кружит. От волос мужчины пахнет дымом. Он пожарный. К ним подбегает юная женщина, обнимает мужчину вместе с девочкой на руках.
Саша открыла глаза, рывком села, потянула за ворот казенной рубашки, словно он ее душил. В первый раз она вспомнила отца. В первый раз вспомнила то, что запрещала память – нельзя любить убийцу, нельзя, Сашенька...