Потом Митя вскочил. Артур – тоже, бросился в сторону. Аля – за ним.
– Аля, не надо, я сам...
А дальше произошло то, во что Аля потом долго не могла поверить. Артур, словно молния, обежал дымоход и вынырнул уже за спиной Мити. Аля хотела крикнуть, но не успела. В следующее мгновение Артур толкнул обеими руками Митю в спину, и Митя полетел вниз.
От ужаса Аля окаменела.
Она видела, как Артур прыгнул в слуховое окно. Видела, как минут через пять на крыше появились солдаты во главе с управдомшей Розой. Слышала, как лейтенант, возглавлявший наряд, отдает короткие команды.
Слышала еще какие-то фразы:
– Ушел, гад...
– А этот как?
– А этот никак. «Скорую» вызвали. Но он не дышит, бесполезно... Шестой этаж, чего вы хотите!
– Оцепить весь район. Из-под земли этого диверсанта достать...
«Не дышит!» – одна фраза долбила Алин мозг. Это они о Мите. Его дыхание, которое так долго поддерживало ее, прервалось.
На следующий день (это было воскресенье, тоже нерабочий день), рано утром, Саша вышла из дома и снова отправилась на вокзал. Купила билет и села в ту же самую электричку.
Но ехала она не на старую дачу.
«За одну остановку живет. Работает на заводе. Барак, рядом – водонапорная башня...» – повторяла она про себя слова Светы Поповой, бывшей маминой подруги.
Саша ехала к своему отцу. К человеку, которого ни разу в своей жизни не видела. То есть, разумеется, видела – до трех лет она жила рядом с ним, но память, которой Саша гордилась (сохранились же в ее сознании голоса и образы мамы, бабушки!) – отказывалась воспроизводить папашу. Тоже свойство человеческой психики, наверное, – не помнить того, что изначально может травмировать...
О чем она хотела узнать, что спросить... Саша пока не знала. Но то, что она должна увидеть отца – не вызывало сомнений.
Ни кустика, ни деревца... Солнце пекло немилосердно, и нигде от него нельзя было скрыться. Глотая пыль, обливаясь потом, Саша шла по разбитой дороге в сторону водонапорной башни.
Всего лишь одна остановка от старой дачи, затерявшейся в уютном поселке, а какая разница! Станция, на которой жил отец, выглядела унылой плешью...
Работяги, по пояс голые, загорелые, мыли сапоги у колонки. Проводили Сашу жадными, мрачными, тяжелыми взглядами. Потом заговорили между собой – мат-перемат...
«Неужели у них есть семьи? Их любит кто-то? Они же самые настоящие животные...» – с отвращением подумала Саша.
Завод – жуткое здание из красного кирпича, стая облезлых дворняг у проходной. Рядом – помойка, над ней вьются жирные мухи.
Саша обошла завод стороной – водонапорная башня теперь была совсем близко. Несколько одноэтажных домиков, длинный сарай с маленькими окнами – это строение больше всего напоминало барак.
Не чувствуя никакого волнения (лишь смертельная усталость и тоска) – Саша вошла внутрь. Пахло кошками и жареным луком. А еще хозяйственным мылом. Пахло бедностью...
По короткой лестнице Саша поднялась вверх и оказалась в огромной кухне – по стенам стояли газовые плиты, штук десять, не меньше, и столы.
Солнце било из противоположного окна, заставляя Сашу щуриться. Там, у окна, кто-то хозяйничал у одного из столов. Облака пара, горький запах трав... Мужчина лил кипяток в заварочный чайник.
– Простите... Не подскажете мне... – Саша сделала шаг вперед, прикрыла ладонью от солнца глаза. Мужчина повернулся к ней, и Саша увидела его лицо.
Она узнала его сразу, легко (недаром разглядывала вчера фотографии!). Такие лица, даже если и стареют, никогда не меняются. Права была тетя Света – все такой же, только скрюченный...
Узкое лицо, длинный нос с горбинкой, насмешливо сжатые губы, прядь темных волос через весь лоб, наискосок, сеточка морщин на щеках – Д'Артаньян, двадцать лет спустя. Филипп Силантьев.
Он тоже ее узнал. Произнес очень спокойно:
– Саша?..
«Ах, ну да, я же на маму похожа! Только вот как к нему обращаться? «Папа» – не дождется, «Филипп Андреевич» – глупо...»
Саша решила к нему никак не обращаться.
– Я хочу поговорить с тобой, – сурово заявила она.
– Хорошо, – все так же спокойно, равнодушно ответил он. – Ты проходи. Моя дверь третья справа.
Саша прошла по темному коридору.
Комната, в которой жил отец, выглядела по-спартански – кровать, стол, стул и маленький телевизор на полу.
