– Боже! – засмеялся Неволин. – Да ему лет тридцать, не меньше. Интересно, он работает?
Роза подняла верхнюю панель, достала наугад одну из пластинок, нажала на кнопку. Диск плавно завертелся, на него опустилась игла, и сквозь шорохи и скрипение донеслась невнятная музыка. Роза покрутила регулятор громкости. Играл орган – так торжественно, печально и красиво, что у Неволина сжалось сердце.
Он кинул пиджак в сторону и сел на пол рядом с Розой, обнял ее.
– Бах... – сказала она. – Это Бах, да?
Солнце падало на нее сзади и подсвечивало ее рыжеватые волосы, делая их похожими на нимб.
– Я тебя люблю, Роза, – сказал Неволин и поцеловал ее. – Я тебя так люблю, что не хочу никого видеть, кроме тебя. А что ты чувствуешь ко мне?
Она провела пальцем по его губам, словно зачарованная музыкой, которая вместе с вечерним солнцем кружила по комнате.
– Тс-с...
– Нет, ты скажи, – упрямо воскликнул он. – Роза!
– Ладно, скажу, – шепотом ответила она. – Слушай: я... тебя... люблю.
Неволин обнял ее еще сильнее. Он знал, что она ответит ему именно так, но тем не менее ощущение счастья – острого (сродни боли!) – заполнило его грудь. Даже стало трудно дышать...
Они сидели так довольно долго, почти не дыша, точно боялись спугнуть полуобморочное, невыносимое блаженство этого солнечного вечера.
– Сегодня днем Света звонила... – наконец смогла произнести Роза.
– Ты ей сказала?
– О нас? Нет. Я ничего ей не сказала. Просто сообщила, что нахожусь сейчас в Камышах. У нее скоро сессия, не хочу ее тревожить. Потом скажу...
– Хотел бы я посмотреть на твою дочь! – улыбнулся Неволин. – Она, наверное, такая же рыжая, как и ты, а?..
Роза ничего не ответила.
Неволин взглянул ей в лицо – оно показалось ему почему-то печальным.
– Ты чего? – поцеловал он ее. – Из-за дочери переживаешь? Боишься, что она тебя осудит? Ерунда какая... За любовь никто не должен судить!
– Костя, не в этом дело, – Роза осторожно высвободилась из его объятий. – Я солгала тебе. То есть нет, не так, – я не сказала тебе всей правды.
– Какой правды? – немного испугался он и повернул регулятор на проигрывателе, делая музыку тише.
– Света – не родная мне. Она дочь Николая. Его первая жена умерла очень рано, и я воспитывала Свету с младенчества. Я мачеха ей.
– Погоди-ка... Света что, ничего этого не знает? – удивился он.
– Конечно, знает! – с досадой воскликнула Роза.
– Тогда в чем дело?
Роза прижала руки к груди и сказала, глядя ему прямо в глаза (иногда косинка в ее глазах исчезала, особенно в минуты волнения):
– Костя, если ты надеешься еще завести детей, то я ничем не смогу тебе помочь... Ты должен об этом знать.
Неволина умилила ее серьезность, и он с трудом подавил в себе желание улыбнуться. «Господи, ерунда какая... Тоже мне, тайны мадридского двора!»
– Никаких детей я не собираюсь заводить, – торжественно произнес он. – У меня есть один сын, и слава богу...
– Я к тому так говорю, что некоторые мужчины буквально помешаны на продолжении рода...
– Я не такой. К тому же я уже упоминал о том, что отец из меня никудышный! – не выдержал, все-таки засмеялся он тихонько, снова притянул ее к себе. – Ох, Роза, Роза... Ты совсем не о том думаешь!
– А о чем я должна думать?
– Обо мне. Потому что я думаю только о тебе, и ничего больше мне не надо, – он с нежностью прикоснулся губами к ее виску, вдохнул запах ее волос. – Мне все в тебе нравится, я всем доволен, я не стану просить у судьбы большего.
– Ты так любишь меня? – завороженно спросила она.
– Я очень тебя люблю. Я даже сам от себя такого не ожидал...
– Костя, я совсем не похожа на героиню романа. У меня куча недостатков! – Она все еще сопротивлялась – глупенькая, наверное, думала, что сумеет его переубедить! – Я старше тебя, я рыжая, я... у меня глаза в разные стороны смотрят!
Он засмеялся, уже совсем не сдерживаясь.
– Ты косенькая, да! – весело согласился он. – Но в этом твоя изюминка. А уж цвет волос вообще не имеет никакого значения! Тем более что ты свои – красишь. Когда ты улыбаешься, у тебя на щеке
