Таня ответила ему тем же прозрачным взглядом, полным холодного огня. И было непонятно, чего в ее взгляде было больше – любви или ненависти...
В начале лета Андрей покинул гостеприимное семейство Померанцевых – он уже был вполне взрослым человеком, обладал некоторой финансовой независимостью (от родителей ему кое-что осталось), и пора было поступать в университет. Андрею так хотелось стать как можно скорее самостоятельным, что он даже особо не переживал, покидая своих опекунов.
Переживала Дуся – она плакала и все твердила:
– Я тебя обожаю, клянусь! – И она целовала крест. – Я ведь твоя невеста! Ты думаешь, что у меня в голове одни пустяки и театр на уме? А на самом деле... Господи, милый, помнишь, как нам хорошо было прошлым летом, как ты изображал сома в пруду?
Померанцевы взяли с Андрея слово, что он будет заглядывать к ним как можно чаще, да и они сами не перестанут интересоваться его жизнью.
Лето он провел без Дуси – отец увез ее вместе с собой на гастроли, чтобы показать актерскую жизнь с изнанки, все радости и тяготы ее, которые присущи этой профессии. Андрей уже понял, чего хочет его возлюбленная, и, скрепя сердце ни слова ей не сказал в упрек, словно не было Дусиного обещания не мечтать о сцене.
– Видно, это твоя судьба, – сказал он. – Господи, ну я же не враг тебе – делай что хочешь. Я не тиран и не деспот... Мне не очень нравится твой выбор, да и что с того, привыкну. Люди ко всему привыкают.
– Голубчик, милый, какой ты добрый... – поливала Дуся рубашку Андрея слезами. – Спасибо тебе... Ты, правда, привыкнешь и поймешь, что в актерской профессии нет ничего дурного. Ты окончишь университет, будешь работать, я тоже буду работать... Мы станем богатыми, известными людьми, будем благодетельствовать многим...
Тогда же, летом, Андрей написал Дусе первое письмо. С этими письмами была особая история, вернее, не с самими письмами, а с бумагой, на которой они писались.
Он так боготворил свою возлюбленную, что любые вещи, к которым прикасались ее нежные пальцы, казались ему священными. Тем более письма, которые идут от сердца к сердцу! Их, по его особому размышлению, вообще следовало писать кровью.
Нет, кровью, конечно, невозможно, но... А если на красной бумаге?
Эта мысль настолько засела в воображении Андрея, что он обегал половину Москвы в поисках чего-то особенного. Наконец где-то в переулках у Тверской набрел на лавку, торгующую канцелярскими принадлежностями, и именно там обнаружил искомое. Но вощеная бумага цвета переспелой вишни, яркая, точно кровь, с золотым обрезом стоила кучу денег!
– Не мое, конечно, дело, – сказал молодому человеку приказчик за прилавком, холеный франт с крошечными усиками, – но взяли бы вы чего попроще. Вот, пожалуйста, белая бумага такого же качества, на полтинник дешевле...
– Нет, мне нужна именно эта, красная, – твердо сказал Андрей.
«Моя дорогая, моя недоступная мечта! – писал он своей избраннице. – В моей жизни только один смысл – ты. Это не пустые слова, это правда.
Знаешь, я даже боюсь думать о будущем, о том времени, когда мы наконец сможем соединиться. Оно кажется мне каким-то невозможным, сумасшедшим счастьем. От одних мыслей о нем мое сердце готово разорваться!
Твоя фотография стоит у меня на столе. Я смотрю на нее каждую минуту и лишь усилием воли заставляю себя взяться за книги.
Я люблю тебя так, что ты не можешь не любить меня...»
Дуся появилась в его маленькой квартирке в Среднем Кисловском переулке в середине сентября.
– Вот я и у тебя... – сказала она, переступая порог. – Ты рад?
Андрей весь извелся, пока ждал ее. Еще на прошлой неделе они договорились, что Дуся придет к нему, поэтому он не знал, что ей сейчас ответить. Рад ли он ей? О да, но это короткое слово вряд может вместить в себя те чувства, которые теснились в его груди.
Он обнял Дусю, но она тут же выскользнула из его рук, немного смущенная.
– Ты совсем взрослая, – сказал он. – Садись. Совсем девушка!
– Не узнал? – опять спросила она, словно не зная, о чем еще можно говорить.
– Тебя нельзя не узнать... Ты как солнце! Говорят, даже самые безнадежные слепые могут видеть солнечный свет или, по крайней мере, ощущать его...
– Фу, что за декадентские настроения! – Она полушутя, полусерьезно хлопнула Андрея по плечу перчатками. – Давай не будем о грустном.
– Как гастроли? Насмотрелась?
– Да, ты знаешь, – медленно, серьезно произнесла она, – очень интересно было. Папа мне все рассказывал, показывал, я была в курсе всех событий, которые происходили в труппе и вне ее...
– Понравилось? – стараясь не показывать ревности, спросил он.
– Да. А знаешь, в Вологде я играла Офелию, когда исполнительница роли захворала.
– И как же тебя приняла публика?
