снежинкой – я стану самой собой, наступит полная гармония, и моя внешность станет соответствовать моему внутреннему содержанию.
До прихода Сержа я медленно ходила по квартире, сжимая руки на груди, пытаясь унять дрожь в сердце. В зеркалах, в полировке мебели, в аквариумном стекле отражалась хорошенькая кудрявая девушка в простеньком ситцевом платье. Сейчас, в ознобной горячке, я выглядела чрезвычайно юной, словно вновь вернулись мои семнадцать лет. Единственное отличие от прошлого – я была очень хороша. Я ощущала это остро и отчетливо: я была прекрасна в предчувствии любви. Помнится, когда-то я завидовала Шурочке, что та умеет преображаться при виде своего героя. Теперь и ко мне пришло это умение. «Нет, не умение! – мысленно возразила я самой себе. – Такому никогда не научишься, это дар божий! Кажется, я полюбила, в первый раз в жизни полюбила...»
Я старательно, изо всех сил заставляла себя не думать сейчас о Мите. Как молитву, твердила я Шурочкины слова о том, что только Серж моя судьба, я – для него, он – для меня, тугева-форева.
Когда коротко тренькнул звонок в прихожей, я была, как выразились бы в старинном романе, на грани обморока. «Это не Митя, Мити до завтра здесь не будет!» – строго сказала я себе и пошла открывать дверь.
Первое, что я увидела, был огромный букет лилий – матовые, прекрасные, чистые лепестки издавали необыкновенный, сладкий аромат.
– Милый! – только и сумела я воскликнуть, оглушенная этим сумасшедшим запахом.
Когда за вошедшим Сержем захлопнулась дверь, я наконец смогла разглядеть как следует и его самого.
Песочного цвета брюки, светлая рубашка, блестящие русые волосы, бледное, взволнованное лицо... От его облика веяло торжеством, праздником – с таким выражением обычно венчаются. Он упал на колени и обнял меня за ноги. В самых необузданных своих юношеских мечтах я не могла себе представить подобной сцены!
Я протянула к нему руку, заставила встать.
– Милый, это какое-то безумие...
– Все в порядке, – тихо возразил он. – Просто я люблю тебя.
– Скажи, я тебя вчера не обидела?
– Нет, нет, стоило подождать еще один день, чтобы вновь увидеть тебя. Знаешь, я за этот день понял – я не могу без тебя жить.
– Серж, голубчик, ты меня пугаешь, я так боюсь всяких высоких слов...
– Ладно, молчу... Силенциум. Иначе взорвутся волшебные ключи, вода замутится.
– О чем ты говоришь?
– Ни о чем.
Он обнял меня и поцеловал. У меня закружилась голова от этого долгого поцелуя, тем более что перед ним я не успела набрать в легкие побольше воздуха.
– Я... я хочу поставить цветы, – задыхаясь, едва смогла произнести я потом. – Проходи в комнату, я сейчас.
Когда я снова появилась – с букетом в красивой хрустальной вазе, – он с изумлением стоял перед моим аквариумом.
– Что это? – спросил он, на какое-то время возвышенная любовь на его лице сменилась обычным любопытством.
– Ты же видишь! – засмеялась я.
– Да это целый водоем, можно рыбалкой заниматься...
– Ты хочешь сказать, что я страдаю гигантоманией? – Я поставила цветы на стол.
– Нет, что ты... Шурочка рассказывала мне об аквариуме. Он ведь – чей-то подарок, да?
– Да.
В этот момент глаза наши опять встретились, и Серж, словно загипнотизированный, сделал шаг в мою сторону. Он был очень красив – более изысканного мужчины в моей жизни не было, я даже ощутила нечто вроде тщеславия.
– А что еще Шурочка обо мне рассказывала?
– Многое... Я о тебе, наверное, все знаю. Я знаю, что лучше тебя никого нет.
«Что же такое она обо мне рассказывала? – озадаченно подумала я. – Не ожидала, что она оказалась способной даже пожертвовать своей прошлой любовью... Обычно женщины о своих подругах говорят не только хорошее, но Шурочка, выходит, стала выше бабской вредности».
Мы опять слились в поцелуе. В этот раз я так и не поняла, отчего у меня закружилась голова – от страсти или опять от недостатка кислорода. Впрочем, не важно, я жаждала испытать самое острое наслаждение в своей жизни.
Серж поцеловал меня в шею, потом, спустив бретельку с плеча, стал ласкать губами и его. Я тихонько застонала и хотела расстегнуть пуговицу на его рубашке, но руки у меня так дрожали, что я смогла только провести пальцами по его груди...
– Ты мое счастье, золотце мое! – Виски у него заблестели от внезапно покрывшей их испарины, и я вдруг заметила, что пальцы у него тоже прыгают, не в силах совладать с «молнией» на спинке моего платья.
– Нет, выше, – прошептала я, поднимая рукой волосы. – Да... Ой, осторожнее!
