Калифорнии. А сейчас, получается, снова здорово.
Ну что мне было ей ответить?
– Запомни одно. Хоть раз услышу слово «чувак» – и прощай, до свидания.
И куда ты денешься? – подумал я. Мы же на острове! К тому же моему английскому дальше деградировать было некуда. Я и так учился сёрферскому жаргону у суперобразованного бывшего хиппи из Новой Зеландии, который двадцать лет жил в полной изоляции от остального мира.
В то утро Майк предложил покататься в заливе Бетио:
– С такими волнами в четыре часа будет самый кайф.
Теоретически мне нельзя было использовать фургон Фонда народов для транспортировки сёрфингистов и серферских досок с одного конца атолла на другой. Фургон достался Сильвии, потому что она работала в Фонде. Когда его не использовали для перевозки людей и грузов по делам Фонда, Сильвии разрешалось брать его для личных нужд. Однако у нее были весьма четкие представления о том, для чего его можно брать, а для чего нельзя. На Тараве все знали, что этот фургон принадлежит Фонду. И если бы кто-нибудь увидел ай-матангов, несущихся средь бела дня с досками, высовывающимися из кузова, пошли бы разговоры. Несмотря на то что я практически в одиночку отвечал за ремонт фургона и тратил кучу личного времени, перевозя сотрудников Фонда с места на место, Сильвия трепетно относилась к казенной собственности и вряд ли уступила бы моим просьбам.
– Привет, – сказал я, наконец дозвонившись до нее в офис. – Нужно привезти баллон с газом.
– Опять? Мы же вроде на прошлой неделе новый покупали.
– Он, наверное, был наполовину пустой. А фургон сейчас свободен?
– Да.
– Ну ладно. Через пару минут приеду.
Мы с Майком припарковались на берегу залива и вгляделись вдаль. Чтобы добраться до волн, надо было проплыть достаточно большое расстояние, около полумили, зато дальше начиналось сплошное удовольствие. Риф прорезал узкий канал. Им пользовались рыбаки, а мы по нему сразу бы выплыли к высоким волнам.
– Семнадцать лет такого не видел, – сказал Майк.
Я надел ласты и оседлал доску, которая, если честно, была не совсем похожа на бодиборд. Скорее это была мини-доска, которую используют дети, когда учатся плавать. Но мне этого было достаточно. Мы проплыли по каналу и задержались у границы волн, зачарованные ими. Их движения гипнотизировали. Они превращались в чистую мощь и обрушивались вниз воронкой воды. Долгая, напряженная секунда – и волна с грохом разлеталась на сотни брызг. Иногда я мог часами просто смотреть на волны, но только не сейчас. Мы подгребли ближе, выстроились друг за другом и весь следующий час ловили одну волну за другой, каждая из которых была еще более безупречной, чем предыдущая. Я продвигался дальше на глубину, стремился вскочить на самый гребень и целую минуту выписывал красивые буквы S. А потом увидел ее.
Волна-убийца. Та, что поглотила несколько других. Рожденная бурями южных морей, за неделю ветров она разрослась до чудовищных, страшных размеров. Именно ее мы так боялись встретить во время многострадального плавания с Майаны. Она приближалась.
Мы оказались в ее чреве. Такие волны не взрываются там, где обычные. Их губительный взрыв происходит дальше, на глубине. Майк направил доску прямиком на волну. Он размахивал руками, как герой мультика. Они вращались, как лопасти сломанного вентилятора. И когда волна подхватила его, он встал вертикально, и я увидел, что она втрое его выше. Он цеплялся за отвесную стену, карабкаясь по водной скале. Взобрался, оседлал гребень и исчез за вспененной верхушкой.
Но я был слишком низко и не успел бы за Майком. Волна достигла пика и задрожала. Она всасывала в себя все больше воды. Я продвинулся к переднему краю доски, освободил руки и поплыл быстрее, чем когда-либо в своей жизни. Я собирался врезаться в волну по диагонали, обогнав первый гребень. Но волна поднималась все выше. Она гремела. И тогда я понял, что не успею.
А потом разум вдруг оставил меня. Я как-то враз поглупел. Мой инстинкт выживания ушел в отпуск. В этой ситуации было лишь одно разумное решение: нырнуть как можно глубже, но я этого не сделал. Я не был привязан к доске поводком, и если бы выпустил ее, пришлось бы плыть к берегу, чтобы ее достать. Это маленькое обстоятельство почему-то заставило мой мозг отключиться. Я развернул доску, почему-то решив, хотя все свидетельствовало об обратном, что смогу оседлать волну, скатиться по ней и набрать достаточную движущую силу, которая поможет мне обогнать ее. Я был неправ.
Теперь я могу с уверенностью сказать вам, что падение восемнадцатифутовой волны на голову – это очень неприятно. Неприятно физически: сначала волна вырывает из-под тебя доску, срывает ласты, и вдруг ты перестаешь понимать, где верх, а где низ. Не можешь дышать и видеть, но можешь слышать, как волна говорит: я тебя уничтожу. Потом раздается треск, грохот и гул. А потом приходит боль. И паника. Это очень страшно. Волна намного сильнее тебя, и когда выпадает шанс прочувствовать это непосредственно на себе, получаешь глубокую психологическую травму. Когда я выплыл на поверхность и весь в синяках принялся хватать ртом воздух, я начал молиться и благодарить Бога за то, что Он пощадил меня, обещать, что отныне стану хорошим и так далее и тому подобное. Потом я стал искать на берегу доску и нашел свои ласты, покачивающиеся на мелководье, а когда вернулся на глубину, то смотрел на океан уже с новым уважением, ощущая свою ничтожность.
– Ну что, поймал того монстра? – спросил Майк, когда я поравнялся с ним, не сводя глаз с волн и представляя, во что они превратятся.
– Нет, чувак, – ответил я, – монстр поймал меня.
Глава 14
Однажды Вацлав – пугливая зеленоглазая собачка с белой шерстью, которую нам подарила Тьябо, потому что, по ее словам, Вацлав был похож на собаку ай-матангов, – вернулся с прогулки по рифу в компании другой собаки, которую мы всегда звали Коричневой. Вскоре это ласковое прозвище закрепилось за ней, потому что Сильвия отказалась называть ее Ольгой. Коричневая Собака в свою очередь привела с собой свою мать, послушную черную собаку с длинной мордой. Эта животинка славилась в собачьем мире своей распущенностью, потому мы и прозвали ее Мамкой. Вскоре Мамка привела с собой щенков – четыре визжащих комка, которые выглядели скорее жалко, чем мило, так как были абсолютно лысыми и изъеденными плешью. Несмотря на это, они были сообразительные и вскоре поняли, что у Сэма, нашего кота, есть когти и потому с ним лучше не играть. Так и случилось, что у нас появилось семь собак и кот. Это меня совсем не радовало.
Первым пришел кот. Он сбежал от матери еще котенком, что доказывает его исключительный ум. Дело в том, что средняя продолжительность жизни кота на Кирибати, по моим подсчетам, составляет около пяти часов. Ай-кирибати считают кошек бесполезными, несъедобными разносчиками черной магии. Сразу после рождения котят обычно засовывают в мешок и топят. Ай-кирибати несвойственна сентиментальность по отношению к животному миру. Даже дети ай-кирибати, которые, казалось бы, должны сочувствовать бедственному положению маленьких существ, играют в такую игру: хватают котенка или щенка за хвост и крутят, а когда надоест, зашвыривают в море. Однако Сэму, нашему коту, каким-то образом удалось избежать такой судьбы и доковылять до ай-матангова дома, где он начал мяукать, стонать и корчить из себя такое жалкое зрелище, что мы не могли его не впустить. Он тут же доковылял до дивана, взобрался на него, лег пузом кверху и уснул под ветерком вентилятора. Его блохи тоже расположились как дома.
Следующим был Зевс. Поскольку мы приехали на остров недавно, наше отношение к собакам пока еще совпадало с политикой Общества по гуманному обращению с животными. Прошло немного времени, и я уже радовался, когда мой камень попадал в цель и наносил чудовищу кровавые раны. Но в самом начале такое поведение, разумеется, казалось немыслимым. Зевс представлял из себя жалкое зрелище. Крошечный щенок, полностью облысевший из-за плеши, с животом, полным глистов, гноящимися порезами и покусами. Надо было сразу сломать ему шею и прекратить его мучения. Но он был общительным и игривым. Когда я по глупости угостил его хлебом, пес взглянул на меня такими счастливыми и благодарными глазами, что я даже не знал, что делать дальше. Ветеринара на острове не было. Последним, кто занимал эту должность, был
