нашему двору, а обходили дом по рифу, как и дома ай-кирибати. Когда незнакомые люди оповещали о своем присутствии, они делали это с дороги. Поэтому, если кто-то приближался к дому, его сперва встречал вопросительный лай (мол, знайте, хозяева: кто-то идет), который затем, в зависимости от обстоятельств, превращался в звуки, от которых хотелось отчаянно бежать. Но когда к нам пришли два миссионера- мормона, а собачки даже не пикнули, я решил, что их нужно выдрессировать получше. Старшина Джеб и старшина Брайан были отнюдь не желанными гостями в наших краях.
Старшина Джеб и старшина Брайан были мормонами из Юты, им было по двадцати одному году, и они хотели заполучить мою душу.
– Входите, – сказал я. – Чашечку чая хотите?
– Нет, спасибо.
– А сигаретку?
– Да нет.
– Бокальчик пива?
– Нет. Нам нельзя.
Вот и ответ. Кофеин, никотин, алкоголь – три главные причины, почему я никогда не стану мормоном. Не надо даже вдаваться в их вычурную и фантастически нелепую теорию. Кесарю кесарево, считаю я. А меня оставьте в покое. Когда я поинтересовался, удалось ли им уже найти себе жен, они быстро ретировались и решили попытать счастья в другом месте. Впрочем, они были очень милы и, хотя я изо всех сил строил из себя полного придурка, оставались предельно вежливыми, что, по моему опыту, характерно для мормонов по всему миру. И все же я научил собак грозно рычать на любого человека в брюках. Брюки на Тараве носили только мормоны.
Жизнь с домашними животными устаканилась. Каждый день я варил огромную кастрюлю с рисом и делил всю купленную рыбу на пять порций. Лучшие куски доставались нам с Сильвией, Сэм получал потроха, а остальное, включая головы и хвосты, доставалось собакам. Как-то раз мы увидели, что наш двор кишит псами – злобными псами, исполняющими какое-то варварское действо, суть которого заключалась в том, что они попросту убивали друг друга. Такие драки разражались ни с того ни с сего, и проигравший неизменно ковылял прочь и умирал в одиночестве. Я всегда старался разнять псов. Встав на безопасном расстоянии, кидал в них камни, пока они не убегали драться на риф. Но потом возвращались. Дело в том, что у Мамки началась течка.
Собачьи ухаживания – не слишком приятное зрелище. Мамке, совсем как нашим старшеклассницам, были не нужны покладистые, хорошие мальчики. Нет, ее тянуло к самым здоровым, агрессивным и злобным псам на Тараве – таким псам, которые позволили бы ей произвести на свет столь же здоровое, агрессивное и злобное потомство, которому, возможно, удастся выжить на Тараве дольше одного-двух месяцев. Если есть еще те, кто до сих пор не верит в теорию Дарвина, пусть приезжают на Тараву понаблюдать за брачными играми местных собак. Гордым победителем в борьбе за любовь Мамки оказался мифический зверь, который выглядел как помесь накачанного стероидами ротвейлера и быка. Я ненавидел этого пса. Он был воплощением чистого зла. Один глаз он потерял в драках, и это делало его еще более угрожающим на вид. Я искренне надеялся, что кто-нибудь его съест.
Через несколько месяцев родились щенки. Их было семь. Через несколько дней осталось шесть, потом пять и, наконец, четыре. Жизнь на Тараве нелегка. Я надеялся, что Мамка отведет свой выводок куда- нибудь в другое место, но, к сожалению, они остались с нами. Вацлав воспринял ситуацию стоически. Щенки вскоре поняли, что ни при каких обстоятельствах нельзя и приближаться к его миске с едой, и, как только это правило было установлено, Вацлав перестал обращать на них внимание. Коричневая Собака относилась к щенкам с почти материнским обожанием, и я очень надеялся, что скоро приедет новый ветеринар. У Вацлава тоже появились сексуальные замашки. Не говоря уж о коте, который все ночи теперь проводил в драках и, судя по его виду, всегда проигрывал. Сомнений не было: кому-то пора сделать чик-чик.
На Тараве собак не стерилизовал никто, даже когда на острове был ветеринар. На Киритимати собак вообще было запрещено держать, ну а на Тараве контроль за животными состоял из нерегулярных инспекций службы отлова, сотрудники которой были вооружены длинной палкой и лассо. Проблему собачьей популяции на Тараве это никак не решало. Впрочем, цель инспекций состояла в другом. Пойманными собаками на Тараве кормили заключенных.
А оставшимся приходилось выживать самостоятельно. Я иногда задумывался, как Мамке удается прокормить выживших щенков. Она была умной собакой. На Тараве собаки должны быть умными, иначе просто не выжить. Сначала я думал, что она собирает объедки на рифе, но однажды с изумлением увидел, как Мамка добывает пищу гораздо более активным методом. Однажды вечером, когда остальные собаки дремали в тени, мимо дома прошел песик месяцев семи от роду. Наши собаки приподняли головы и, решив, что никакой угрозы их территории нет, снова уснули. А вот Мамка набросилась на щенка. Тот лишь отчаянно пискнул. Уже через пару секунд Мамка кормила своих отпрысков его задней ногой.
Если бы к тому времени я не прожил на Тараве уже энное количество месяцев, этот акт собачьего каннибализма наверняка вызвал бы у меня отвращение, однако с момента приезда на остров мои понятия о том, что отвратительно и ужасно, претерпели значительные изменения. И если в цивилизованном мире у меня еще оставались какие-то иллюзии по поводу того, что собачки – почти как люди, на Тараве я стал воспринимать собак исключительно как диких зверей, которые делают все, чтобы выжить. И в данный момент меня волновало не то, что щеночки с аппетитом глодают своего же сородича. О нет, меня беспокоило, что они не смогут доесть его до конца и останки несчастного вскоре начнут вонять, а труп придется выбрасывать мне. Я вовсе не горел желанием заниматься подобными делами на постоянной основе. И тогда я решил избавиться от щенков. Убедил четверых своих знакомых, что они очень породистые, и, стоило Мамке отвернуться, как очередной щеночек отправлялся в свой новый дом. Потом я решил все-таки начать кормить Мамку. И стал покупать еще больше рыбы.
К моему ужасу, у Мамки вскоре опять началась течка, и цикл повторился. Раздулся живот. Набухли соски. Я уже начал серьезно задумываться, смогу ли утопить щенков. И понял, что вряд ли. Еще сохранилось во мне что-то неискоренимо европейское, уверенность в том, что щенков убивают только настоящие злодеи.
К счастью, на острове наконец появился новый ветеринар, и я сразу же отправился к нему, чтобы избавить остальных наших животных от последствий гормональных позывов. Первым был кот. К тому времени он каждое утро возвращался домой все более побитым, и, хотя ему удалось выжить котенком, я сомневался, что он проживет еще долго, если его немедленно не кастрируют. Я взял Сэма и посадил его в фургон. Если вы никогда не ездили на машине с ручным переключением передач, в которой сидит кошка без клетки, не советую вам пробовать. Я почему-то подумал, что кошка будет спокойно сидеть на пассажирском месте, однако уже через секунду после того, как мотор завелся, она оказалась у меня на голове, которую использовала как трамплин, чтобы попытаться выпрыгнуть в окно. Увы, окно было закрыто, поэтому кот страшно перепугался и выместил свой страх на мне, прекратив драть меня когтями лишь на пару секунд – перерыв на туалет. Когда мы наконец прибыли в ветеринарную клинику Таравы, состоявшую из двух комнат, я истекал кровью и вонял кошачьей мочой.
– Привет, – сказал я. – Рад встрече. Добро пожаловать на Тараву. У меня тут кошечка. Она в бардачке.
Хилари, юная волонтерша из Британии, с пониманием вручила мне пластыри и антисептик. Я достал кота, и, когда тот успокоился, Хилари сделала ему укол. Операцию проводил Манибуре, ассистент Хилари.
– Понятно, почему он все время ввязывается в драки. Смотрите, какие у него большие яйца, – заметил он.
– Что ж, решите эту проблему. Мне нужен спокойный кот.
Я вернулся через несколько часов и обнаружил кастрированного Сэма, который как раз пробуждался от наркоза.
– Ну вот, – сказала Хилари и дала мне несколько шприцев. – Несколько дней будете делать ему уколы антибиотиков.
– Хмм… хотите сказать, что мне придется втыкать иголки в этого кота?
– Да. Не волнуйтесь. Это очень просто. Делаете кожную складку и втыкаете иглу.
Я попытался представить, что меня ждет. Этот кот изувечил меня лишь потому, что я решил прокатить
