– Ну давай, давай, говори! Что там у тебя? Я же по твоим глазенкам вижу, что что-то тебе надо.
Старик сверлил меня взглядом. Эх, была не была…
– Дед Юр… Я подумал, я…
– Ну, рожай, Крамер! Не тяни кота за хвост!
– В общем, я тут как-то… Я ведь толком про этих сук ничего и не знаю. Ну, то есть, как охотиться, это я представляю. А вот про них самих…
Я взял чашку и присосался к обжигающему краешку, выигрывая время. Тихонько косясь на Старика. Пан или пропал?..
– А то я тебе раньше, значит, не рассказывал?
– Ну-у…
– А все, что я тебе говорил, значит, между ушей пропускал?
– Ну-у…
Старик старательно хмурился, но меня-то его напускная хмурость не обманывала.
– Значит, решил за ум взяться…
– Ну, раз уж пока никуда не лезем… – сказал я.
– Опять за свое, стервец? Я тебе дам – пока! Ты мне это брось. Все, отлазался.
Я уткнулся в чашку, взял пару миндальных ядрышек, искоса поглядел на Старика. Нет, не дано ему сегодня рассердиться на меня всерьез. Рад он. Так рад, словно помолодел. Вон как залихватски взбил пятерней ежик волос уже с проседью…
В сердце воткнулось колкое стеклышко. Сколько лет я мог бы доставлять ему эту маленькую радость…
– Ладно, – сказал Старик. – Ты мне потом тоже кое-чего скажешь, предчувствователь наш рыжий… На, вот этого зеленого лимончика положи, с ним вкуснее. Ну, так чего ты узнать-то хотел?
– Та вторая, которая увезла мальчишку…
– Жаба, – сказал Старик.
– Да. Хорошо, что жаба. Если бы еще одна паучиха… Мы чуть не попались, когда приехала эта вторая чертова сука. Они часто проводят ритуалы вместе?
Старик хмыкнул.
– Вместе… Для начала понять бы, как часто они вообще проводят эти ритуалы!
Я оторвался от чашки, уставился на него. Мне-то казалось, что тут все очевидно.
– Ну как… Если тем, у которых холмиков по максимуму…
– Угу… холмиков… – пробормотал Старик с гримасой, стиснув кулак. Хрустнули суставы.
– Пятьдесят, для круглого счета.
Старик досадливо поморщился. Хотел что-то сказать, но не стал.
– Лет им по тридцать, – продолжил я. – Ритуалы они начинают…
Я замолчал. А со скольких они начинают ритуалы?
Старик глядел на меня с осуждением. Он мне, конечно же, об этом говорил. Только я ни черта не помню. Потому что пропустил все мимо ушей.
– С сорок первой луны после первого поцелуя Неназываемого, – недовольно сказал Старик. – Сначала щенки-котята, ягнята-поросята. Ну а с тридцать седьмого ритуала… Тут уже не зверята.
– Поцелуй Неназываемого – это лет в двенадцать? – спросил я.
Старик кивнул.
– Хотя бывает и пораньше. Это у
– Двенадцать… Плюс три с половиной года. Плюс еще года три, пока со зверятами. Получается, девятнадцать лет. С этого времени начинают всерьез. Ну, пусть с двадцати, для круглого счета.
Я поглядел на Старика, не будет ли возражений? Он кивнул.
– Значит, – сказал я, – с двадцати до тридцати лет – пятьдесят холмиков. Получается, по пять в год, если грубо… По четыре? Раз в сезон?
Старик тяжело вздохнул. Покачал головой.
– Если бы все так просто, с кондачка… – Он снова тяжело вздохнул. – Эх, если бы все было так просто… Тогда чем старше, тем больше жертвоприношений.
Я кивнул. Старик с сожалением цокнул.
– Не получается. Если честно, то все вообще… – Он покрутил в воздухе пальцами. – Чуть ли не наоборот все. Особенно с паучихами…
Он замолчал, подлил мне чаю.
