— Нет, — выдыхает она, добавив к скручиваниям дополнительное движение из стороны в сторону и таким образом подключив очередную группу мышц своего модельного тела. —
— Что-что?
Она заканчивает скручивания и переворачивается на живот. Упершись ладонями в коврик, она поднимает верхнюю часть тела и выгибается, напрягая мышцы идеально плоского живота.
— Ты уверена? — тихо спрашиваю я.
— В маленьком городке секретов не бывает. Все всё знают, вопрос только, кто и что готов обсуждать.
То ли от того, как спокойно она говорит об измене Брэда, то ли из-за впечатляющих сокращений ее потрясающего тела, я немного выведен из равновесия, и мне требуется еще несколько тактов, прежде чем я осознаю, что она только что процитировала начало моего романа.
— Не знаю, что и сказать, — говорю я.
Она встает и встряхивает руки и ноги.
— Вот и я тоже, — говорит она. — Поможешь коврик сложить?
Мы складываем коврик и прислоняем его к двери. Потом она заходит в небольшую нишу, где установлены стиральная машина и сушка, и, к моему великому изумлению, стягивает с себя шорты и топ.
— Я думаю, это уже длится какое-то время, — как ни в чем не бывало говорит она, бросая пропитанную потом одежду в стиральную машину и насыпая стиральный порошок. — Хотя он и не признается.
— Ну, может, это все неправда? — говорю я, стараясь не выдать голосом той паники, которую вызвала у меня ее невозмутимая нагота. Она что, соблазняет меня? Хочет отыграться перед Брэдом, отдавшись его брату в подвале его же дома? Как ни шокирован я такой возможностью, на какое-то мгновение я испытываю восторг. Она поворачивается от машины ко мне.
— Это правда, — тихо говорит она.
Оказавшись лицом к лицу с абсолютно голой женой собственного брата, я поспешно перевожу взгляд на обклеенные плакатами стены, и в ушах Микки-Мауса мне мерещатся ее груди.
— Ничего страшного, — говорит она, одними губами улыбаясь в ответ на мое смущение. — Я столько тружусь над этим телом, кто-то же должен на него смотреть.
Ага, так, значит, совращения не будет, простой эксгибиционизм. Я чувствую страшное облегчение, хотя в глубине души немножко уязвлен.
— И тем не менее, — говорю я, снова встречаясь с ней глазами, — я точно знаю, что этот кто-то — не я.
Синди некоторое время смотрит на меня, потом пожимает плечами и берет с полки позади себя светло-голубое полотенце.
— Как знаешь, — говорит она, оборачиваясь им. — Я пошла наверх, в душ.
Поднявшись в гостиную, я обнаруживаю, что вместо Дженнифер Лопес на экране теперь Бритни Спирс. У них там, на MTV, похоже, час голого живота. Джаред сидит на полу, вытянув перед собой ноги, и возится с MP3-плеером, одновременно разглядывая пупок Бритни. Близняшки по-прежнему сидят на спинке дивана и играют с птицей.
— Привет, Джаред, — говорю я, опускаясь на подлокотник кресла-качалки.
— Она показала тебе сиськи?
— Что?
— Да все нормально, — говорит он. — Она со всеми так делает. Даже со мной.
— Да ты что?
Джаред кивает, выражение лица у него непроницаемое.
— Мои друзья обожают ко мне заходить.
— Еще бы!
Неожиданно птица между близняшками резко расправляет крылья, и я рефлекторно откидываюсь назад.
— Она что, летает?
— Конечно, — говорит та, у которой на руке птица. — Это же птица!
В подтверждение своих слов девочка подбрасывает Красотулю в воздух, и та, каркнув и бешено замахав крыльями, взлетает в мою сторону. Руки мои непроизвольно взмывают вверх, и я валюсь назад, в кресло. Птица огибает меня в полете и усаживается на телевизор. Сестры хохочут так, что того и гляди упадут с дивана, на что я втайне надеюсь в эту минуту. В дверях появляется Синди, а я все еще валяюсь на качалке, задрав ноги и прикрывая голову руками. Она бросает на меня усталый взгляд, полный презрения, как будто я вечно делаю что-то в этом духе, и обращается к дочерям:
— А ну, вы двое, живо вернули птицу в клетку! Если она влетит в мою гостиную, можете с ней попрощаться.
Брэд возвращается домой, и они с Синди поднимаются наверх, чтобы несколько минут поорать друг на друга, а дети сидят перед телевизором с такой привычной отрешенностью на лицах, что у меня сжимается сердце. Через несколько минут Брэд спускается поздороваться, я иду вслед за ним на кухню, он достает из холодильника бутылку вина и начинает рыться в ящиках в поисках штопора.
— Прости, что я опоздал, — говорит он.
— Ничего страшного, — говорю я. — Слушай, Брэд, может, я не вовремя? Давай я в другой раз зайду.
— Все в порядке.
— Ну не знаю. Синди, похоже, расстроена.
— Это обычное дело, — мрачно отвечает Брэд.
Синди подает к ужину переваренную курицу в томатном соусе, картофельное пюре и зеленый салат, который размок и почернел, потому что его слишком давно заправили.
— Все очень вкусно, — говорю я.
Джаред, только теперь, после того как его несколько раз позвали, присоединившийся к нам, бросает в мою сторону скептический взгляд. Разговор, а точнее, его слабое подобие совсем не клеится, и хотя я догадываюсь, что мое присутствие только усугубляет обстановку, у меня все же складывается ощущение, что ужин здесь всегда проходит не слишком весело. Брэд ест решительно и сосредоточенно, Джаред всячески изображает полную отстраненность, а Дженни и Эмили хихикают и перешептываются на своем секретном языке: «Уба яба?» — «Буба ваба». — «А?» — «Ага!» Синди рассеянно пощипывает размякший салатный лист, но не забывает регулярно делать замечания девочкам, а я выдавливаю в картошке надпись «СОС!». Не прошло и десяти минут, а бутылка вина закончилась, и Синди немедленно откупоривает новую.
— Ну, Джо, — говорит Брэд, — сколько ты еще времени планируешь тут провести?
Синди оживляется, ожидая моего ответа.
— Пока не знаю, — говорю я. — У меня еще нет окончательных планов.
— Не представляю, кто будет торчать в этой жопе мира хотя бы один лишний день, — вставляет Джаред.
— Джаред! — визжит Синди, а девочки замирают в ужасе и восторге от такой грубости.
— Джаред, выбирай выражения, — усталым голосом говорит Брэд.
— Прошу прощения. В этой заднице.
Звучит закадровый смех сестер.
— Джаред, я тоже раньше так думал. Но ты и представить себе не можешь, как можно соскучиться по городу, который ненавидишь. — Это уже говорю я, пытаясь заставить свой голос звучать просто и умиротворяюще, в тщетной попытке снять напряжение за столом и, может быть, начать налаживать отношения со своими единственными родственниками.
