— Стучись в другие квартиры, этажом выше, — велел я.
Старкова умчалась выше и принялась молотить в двери и объясняться с хозяевами следующей квартиры на втором этаже.
На улице одна за другой хлопнули дверцы автомобиля. Я выглянул во двор. Взревел мотор и черная «Волга» уехала, выдав фонтан грязи из-под колес. Я не ждал, что бандиты отвалят так быстро.
Цепенея от нехорошего предчувствия, я бегом преодолел двор и лестничные пролеты Витькиного подъезда. Дверь в квартиру стояла незапертой. Я еще успел подумать, что входить надо осторожнее — вдруг не все подручные Беса ушли? В квартире действительно мог остаться кто-то из бандитов.
Поэтому я с оглядкой сделал шаг в прихожую и позвал:
— Витек?! Ты здесь?
Никто не отозвался. Однако, показалось, как будто в комнате что-то шумнуло. Словно рассыпалась детская пирамидка из кубиков.
И тут я увидел кровь. На обоях в прихожей была смазана кровь. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять — здесь кто-то вытер о стенку окровавленную ладонь. Не в силах поверить в страшное, я ринулся в комнату. И сразу увидел источник недавнего шума.
Витька лежал в том небольшом пространстве, которое оставалось свободным на полу между диваном и горой технического хлама. У него судорожно дрыгалась нога, попинывая носком коробку с радиодеталями, и они погромыхивали. Мой друг лежал на боку, завалившись лицом вниз. Алеши нигде не было.
Я бросился к Витьку и повернул его. Зяблик зажимал рукой шею, и кровь пузырилась у него между пальцами. Он силился что-то сказать, но только всхлипнул и закатил глаза.
— Витя, держись! — заорал я в ужасе от одной только мысли, что мой лучший друг вот так, прямо сейчас может умереть у меня на глазах. Я даже не думал об ужасе потери. А просто панически боялся самого мига смерти. Что сейчас руками, поддерживающими Витьку, я почувствую его агонию.
— Двери не закрыл… — виновато пробормотал Витька и задергался от боли.
Я посмотрел вниз и понял, почему лужа крови из-под Витьки так быстро успела натечь под диван. Бок, на котором он лежал, тоже был располосован. И когда я попытался повернуть друга на спину — наткнулся на нож, валявшийся под ним. Это был тот самый нож-бабочка со сломанным лезвием. И я понял, почему Зяблик еще жив. Бес полоснул его этим коротким обломком, который не доставал до сердца. Оставив здесь, как визитную карточку, тот самый проклятый нож, который я вернул бандиту, считая, что остроумно направляю погоню по ложному следу. Я в ужасе отшвырнул эту дрянь подальше за барахло — чтобы только не видеть.
Витька пришел в себя. Он жалобно переглотнул горлом, силясь еще что-то сказать. На лице его вместо обычного глуповатого румянца растекалась землисто-серая бледность. Но он узнал меня. И пробормотал.
— Я не отдал магнитофон!
— Что? — не понял я и почувствовал — кто-то еще один безмолвно стоит у меня за спиной.
Это был Алеша Козырный. Крови на нем не было видно. Он неотрывно глядел на Витьку и моргал глазами. На Алеше была распахнутая куртка — он только что вернулся с улицы.
— Может, это просто рана? — умоляя о пощаде, спросил я Алешу.
Певец схватился обеими руками за голову, выронив авоську с бутылкой водки, которая со звоном разбилась и начала вытекать судорожными бульками, разводя на полу кровь нашего друга.
— Я только на минутку к таксистам выскочил, бутылку купить. Он за мной дверь не закрыл! Магнитофон паял — торопился… — в ужасе прошептал Алеша.
При слове магнитофон Витька снова пошевелился.
— Не похож на магнитофон-то… На самом видном месте стоял. Без корпуса, по частям, — с трудом набирая силы для слов, не без злорадства выговорил умирающий. — Не догадались… Взбесились, — но тут Витьке стало, видимо, совсем больно. Он зажмурился и начал хватать ртом воздух.
В дверях квартиры показалась Старкова. Она беззвучно встала в дверном проеме, зажав рукой рот.
А Витька снова вернулся на мгновение.
— Возьми… — пробормотал он мне. — Там почти готово… Доделай…
Зяблик последний раз дернулся и умер.
И хотя я не был врачом и впервые в жизни видел смерть так близко, я сразу понял, что мой друг мертв. И его уже не вернуть никакой реанимации, никогда. Эта жизнь только что закончилась. И еще я знал — что такого друга у меня больше никогда не появится. И как я мог не понимать этого всего несколько часов назад?
Я отпустил Витькино тело спиной на пол.
— Что теперь делать? «Скорую» вызвать, чтобы смерть зафиксировали? — я был совершенно растерян.
— Вам надо отсюда немедленно исчезнуть! — сказала Старкова. — Я милицию вызвала. Они приедут с минуты на минуту.
Она осталась единственной из нас, кто хоть что-то соображал.
— Забирай магнитофон, и уходим отсюда быстро! — велела она мне. — Витьке уже не помочь, а вас начнут трясти. В чем угодно обвинить могут…
Я понимал, что она права, но не мог сдвинуться с места. Алеша тоже сидел, глядя в одну точку, словно овощ-паралитик.
— Не по-человечьи как-то, уходить, — пробормотал Алеша. — Его же вместо меня убили. Со злости…
— А ты хочешь, чтобы Витя еще и бессмысленно погиб? — продолжала убеждать Старкова. — Он хотел, чтобы вы концерт записали. Потому магнитофон им не отдал. Не побоялся. Нельзя, чтобы все было зря…
Эти слова на меня подействовали. Через силу я поднялся и осмотрел гору электронного хлама, заполнявшего Витькину комнату. Будучи дипломированным инженером-электриком, я просто обязан был вычислить, где же здесь валяется разобранный Витькин шедевр. Но это было не легко. Здесь громоздилось столько разобранной техники, что рябило в глазах. К тому же, все путалось в голове.
— Нас ведь начнут разыскивать? — спохватился я.
— А кто вас здесь видел? — возразила Старкова. — Милицию я бегала вызывать. А меня здесь вообще никто не знает. Ну, был им звонок женским голосом — на меня здесь указать некому. Я ведь знакома не была с вашим другом. А вас ведь тут не было! Кто докажет? Пусть бандитов ищут, а не сваливают вину на нормальных людей… Так хоть время выгадаете.
Времени действительно совсем не было. Во дворе каждый миг могла раздаться милицейская сирена.
— Скорее, каждая минута дорога! — торопила Старкова и умоляюще смотрела на меня.
Наконец я заметил несколько больших, уже сформированных блоков. Вот стоял блок питания, рядом — с моторами — блок лентопротяжки, фрагменты корпуса. А над основным усилителем Витька, похоже, недавно работал. Тут же лежали паяльник, канифоль…
Я схватил сумку, побросал туда разобранные блоки, которым еще только предстояло стать магнитофоном. Еще наскоро огляделся в квартире — не забыто ли что-то из наших вещей. Дверь мы не стали закрывать. Быстро спустились во двор. И воспользовавшись темнотой, которой в Гатчине всегда было в достатке, быстро проскользнули на улицу. Милицейской машины до сих пор не было слышно. И мы быстрым шагом направились в сторону железнодорожной станции.
— Господи! Мы же ему глаза не закрыли! — спохватился на ходу Алеша.
Я остановился. Точно! Вот этого никто из нас не сделал.
— Нельзя возвращаться! Примета плохая, — непоколебимо запретила Старкова.
Мы успели пройти только пару кварталов, когда Алеша пошел медленно, пошатываясь. Мы не сразу заметили, что он отстает.
— Что-то плохо мне… — смущенно объяснил певец.
— До станции совсем недалеко, потерпи чуть-чуть, — попросил я.
Он закивал головой и постарался идти быстрее.
