можно ожидать чего угодно. От дымящейся в трюме ветоши до поступающей внутрь прочного корпуса забортной воды, через не заглушенный трубопровод водоотливной магистрали. Часам к одиннадцати вечера Лавров обычно заканчивал обход, перекуривал и опять по кораблям, чтобы на каждом проверить устранение сделанных при приеме замечаний и провести ночные учения с вахтой. В семь утра лично докладывал дежурному по соединению о замечаниях за ночь. После этого он мог отдохнуть четыре часа.
Сегодня дежурство шло без происшествий. Мелкие замечания не всерьез! Только на одной подводной лодке с ним случился маленький курьез. Он впервые не знал, что ответить моряку.
Эта подводная лодка когда-то была оснащена тремя баллистическими ракетами с надводным стартом, шахты которых составляли единое целое с боевой рубкой. Когда ракеты убрали, то в рубке освободилось такое пространство, что весь экипаж корабля мог разом разместиться в ней на перекур. Володьке эта подводная лодка была еще знакома потому, что, будучи курсантом, на практике в Западной Лице, он впервые в жизни выходил в море на атомоходе этого же проекта. При осмотре четвертого отсека, к нему обратился вахтенный реакторного отсека, старшина второй статьи с вопросом:
– Товарищ капитан-лейтенант, а что делать, если переборка светится?
– Как светится?
– В темноте светится!
– Проверим!
Лавров посмотрел на подволок, корзинки фонарей аварийного освещения были пусты:
– Выключайте освещение!
Отсек погрузился во тьму.
– Старшина, я не вижу никакого свечения!
– А вы подойдите поближе к насосам рулевой гидравлики.
Лавров на ощупь пробрался к станции рулевой гидравлики, осторожно наклонил голову к резервному насосу. Из угла, образованного прочным корпусом, палубой и носовой переборкой реакторного отсека исходило тусклое, зеленоватое, как огонек светлячка, свечение.
Включив карманный фонарик, Лавров спустился в трюм. Стараясь не зацепить торчащие в разные стороны концы разобранных трубопроводов между корпусами вспомогательных дизель-генераторов, он прошел в корму. Выключил фонарь. Тот же результат!
Что сказать моряку? Если сейчас светится, спустя неделю после вывода установки, то какой фон в море! Скорее всего, в каком-то ремонте напортачили с монтажом биологической защиты. Вот и идет прострел прямо в этот угол. Замерять радиоактивный фон имеющимися на корабле приборами бесполезно. Они специально загрублены химической службой. Какой толк от бойца, который будет знать, что его ожидает опасная доза радиации! Командование об этом свечении скорее всего знает. Но что-то старшине надо сказать.
– Я обязательно доложу об этом по команде! – уходя, пообещал ему Лавров.
На одном из кораблей дежурный сообщил ему, что объявлена учебная тревога противодиверсионным силам и средствам. Боевые пловцы, представлявшие эти силы, базировались где-то недалеко. Периодически они отрабатывались на стоящих у пирсов подводных лодках. Их задача состояла в том, чтобы незаметно под водой подплыть к какой-нибудь субмарине, стоящей в заводе или Петровске, и прикрепить к корпусу муляж магнитной мины. Ребята там были отчаянные, обязаны были действовать в условиях приближенных к боевым. Раньше по ним разрешалось применять все возможные меры противодействия. Но после случая почти двухлетней давности, свидетелем которого оказался Лавров, все запретили. Разрешено было только докладывать об обнаружении пловца.
В тот день, Лавров, еще будучи не назначенным командиром дивизиона, стоял дежурным по главной энергетической установке, а дежурным по кораблю заступил Григорий Картонов. Лодка стояла в Петровске у своего родного пирса. Точно также объявили тревогу противо-диверсионным силам и средствам. Во время вечернего чая верхний вахтенный сообщил, что он видит приближающегося боевого пловца. Лавров и Картонов срочно поднялись наверх. Был тихий августовский вечер. Заходящее солнце последними лучами освещало мягким матовым светом гладкую поверхность моря. Верхний вахтенный показывал рукой на линию едва заметных пузырьков перемещающихся по направлению к К-30. Стоящие на палубе моряки как завороженные смотрели на появляющиеся и пропадающие пузырьки.
– Эх, сейчас бы парочку гранат! – безнадежно произнес кто-то из них.
– Какие гранаты по живому человеку! – сурово заметил Григорий. – Учебная тревога! Всем вниз! Все бросились на свои боевые посты. Согласно инструкции, предполагалось на учениях отпугивать боевых пловцов проворачиванием линий валов и продуванием цистерн главного балласта. Когда Лавров доложил о готовности линий валов к проворачиванию, корпус подводной лодки уже дрожал от вырвавшегося из шпигатов кормовой группы цистерн главного балласта воздушного пузыря. Вахтенный турбинист подключил линии валов к валоповоротному устройству. Лавров представил, как жутко завращались в темной глубине четырехметровые лопасти. Отбой тревоги дали через полчаса. Все опять собрались на палубе. Сумерки закончились и ни с палубы, ни с пирса уже ничего не было видно.
Утром подвахтенные, посланные за завтраком для вахты на базу, услышали со стороны береговой черты между пирсами тихие стоны. Спустившись вниз к воде, они обнаружили среди камней, боевого пловца, коренастого парня в водолазном костюме. Недалеко от него лежал акваланг необычной формы. Пловец был жив, но без сознания. Говорят, что воздушным пузырем его ударило о дно, затем о корпус подводной лодки и выбросило на берег. Кто-то видел пловца в госпитале и рассказал, что пролежав два месяца на больничной койке, тот вернулся в строй.
После проигрывания ночных тревог Лавров решил зайти в кубрик команды на «Бирюзе». Через приоткрытую дверь слышался какой-то стук и оживленные голоса. Лавров заглянул в помещение. В фиолетовом свете ночного освещения, на фоне двухъярусных кроватей лежала тень дремлющего стоя дневального, возле которого, не обращая на него внимания, с грохотом бросали кости Тимченко и дежурный по команде мичман Князев. До утреннего подъема оставалось чуть меньше получаса.
Доложив в семь утра дежурному по дивизиону о замечаниях за ночь, Лавров позавтракал и расположился для сна до обеда в каюте командиров дивизионов на корабле. Заснул он почти мгновенно. Нет ничего слаще сна с чувством выполненного долга, после бессонной ночи.
Перед обедом его разбудил вахтенный, присланный дежурным по кораблю. Есть не хотелось, но он все же заставил себя встать. Без аппетита, съев половину второго и выпив традиционный компот, он решил спуститься на стапель-палубу дока для перекура. Здесь его нашел рассыльный, который передал слова Тимченко о том, чтобы он со сдачей вахты не тянул, потому что где-то около шестнадцати часов будет шлюпка на другую сторону бухты. Таким образом, они могли успеть на последний проходящий автобус, который в это время еще минут тридцать будет тащиться, огибая бухту.
Смена не подвела. Без десяти четыре Лавров стоял в конце пирса, там, где покачивался на волне шестивесельный ял. Минут через пять подошли одетые в оранжевые спасательные жилеты гребцы, моряки с К-30 с мичманами Князевым и Продановым, старым и новым дежурными по команде. Гребцы разобрали весла и отвязали фал, которым ял был привязан к пирсу. Проданов, сев, на место старшины шлюпки, жестом пригласил в шлюпку Лаврова.
– А Тимченко? – спросил Лавров.
– Сейчас подойдет!
Через пять минут появился Шура. Проданов багром оттолкнул ял от пирса и скомандовал:
– Весла на воду!
Гребли минут двадцать. Наконец, нос яла уткнулся в пологий берег рядом с двухметровым бетонным пирсом для тральщиков. Попрощавшись с Продановым, Лавров, Тимченко и Князев, пройдя мимо трапов пришвартованных к пирсу тральщиков и какое-то КПП по тропе, ведущей вверх, вышли на автобусную остановку на вершине сопки, которую обозначал покосившийся столб с указателем с единственным сохранившимся на ржавом листе символом «А».
Автобуса и других машин что-то не было. Только загруженный доверху бетонными плитами панелевоз, бряцая цепями, поднял долго не спадавшее облако пыли. Лавров, в ожидании автобуса, от нечего делать смотрел по сторонам. Справа от дороги виднелись крыши двухэтажных домов поселка, в которых жили семьи офицеров и мичманов, служивших в бригаде тральщиков. Сама дорога пропадала в пыльных кронах
