насоса.
«Молодец! – подумал Лавров, закрывая крышку люка. – Чтобы про него не говорили, специалист он неплохой! Пора в центральный».
Но только он взялся за рукоятку кремальеры, как голову, до самых мозгов, пробила трель сигнала аварийной тревоги: «Неужели седьмой?». Ручка кремальеры дернулась вниз. Ее крепко держали со стороны восьмого отсека. Лавров понял – дорога в центральный пост для него закрыта. Из трюма выскочил Денисов и бросился в каюту рулевых сигнальщиков, а из каюты электриков послышался мат Якутова, пробирающегося по телам ничего не понимающих спросонья отдыхающих электриков, к клинкетной задвижке общесудовой вентиляции левого борта.
– Аварийная тревога! Пожар в седьмом отсеке. Горит турбогенератор левого борта! – объявили в это время по трансляции.
«Так и есть! Наверное, ему нужно было остаться в седьмом! А что бы он успел сделать? Прошло всего несколько минут!» – комдив-три от бессилия заскрипел зубами. Денисов доложил о герметизации носовой переборки, и, обхватив ручку кремальры, занял место возле переборочной двери. Из обеих кают начали высыпать заспанные электрики и рулевые. Лавров дал команду построиться. Пересчитал людей. Из личного состава отсека только один Денисов. Остальные девять человек расписаны по другим отсекам. Но все с портативными дыхательными устройства. Кроме этого, в отсеке находилось восемь ИДА-59 и пять ИП-6. С таким запасом дыхательных устройств можно воевать!
– Есть девятый! – щелкнув, напомнил «Каштан». Лавров доложил.
– Есть! – подтвердил динамик. – Вы очень кстати! И сразу же, голосом командира корабля спросил:
– Владимир Васильевич! Вы уверены в том, что Ваши ИДА-59 и система ЛОХ не подведут нас?
Лавров понял, раз «Ваши», значит все очень серьезно. Этим словом, Хорольский напомнил ему, о личной ответственности! Напрасно в нем сомневается командир! Он сделал все возможное. Лично еженедельно проверял их. Взял в поход непредусмотренные никакими руководствами дополнительные кислородные баллоны. Не доверяя морякам срочной службы, Лавров, Якутов и Ковалев сами заливали ядовитый фреон в резервуары, перебирали арматуру и мембраны системы ЛОХ.
– Не подведут, товарищ командир! – заверил Лавров.
– Тогда приготовьте оба резервуара станции ЛОХ для подачи фреона в седьмой отсек! – приказал Хорольский.
– Есть приготовить оба резервуара для подачи в седьмой отсек! – отрепетовал Лавров.
Команда центрального дать фреон, не заставила себя долго ждать. Через полторы минуты, а точнее, через минуту и двадцать секунд, семьдесят килограммов ядовитого фреона, пробив герметичные металлические мембраны, воздухом среднего давления были выброшены по нержавеющим трубам в горнило пожара. Лавров доложил в центральный пост о даче огнегасителя в аварийный отсек. Центральный ответил «Есть» и надолго замолк. Все находившиеся в отсеке понимали, что центральному сейчас не до них, но каждый тяжело переживал это, не обещающее ничего хорошего, молчание.
Лавров с тревогой ожидал момента, когда погаснет свет и замолкнет на выбеге турбин шум лопастей винтов. Только бы операторы смогли удержать режим! Пожар поставил их в крайне рискованное положение. Пультовая выгородка без сомнения загазована. Управлять установкой можно только в изолирующих дыхательных аппаратах. Включились ли? Сколько продержатся? Хватит ли им твердости духа? От них сейчас зависит все!
Комдив-три прошелся по отсеку, заглянул в каждую каюту. Моряки по его приказанию сидели за столами с надетыми ИДА-59, готовые в любую секунду включиться на дыхание из баллонов аппаратов. Подводники шутили друг над другом, рассказывали анекдоты. Но веселость эта была напускная. Лица были напряжены, а в глазах стоял немой вопрос: «Что будет с нами?». Время шло, линии валов вращались, свет не гас. Только подвсплыли на безопасную глубину. Значит, установка не повреждена пожаром, и операторы держат режим: «Что же там все же произошло?».
За пять минут до объявления аварийной тревоги, Бобылева, отдыхающего в каюте командиров групп, поднял вахтенный:
– Вас в центральный!
Зевая, он вышел из каюты и направился в сторону кормовой переборки.
– Бобылев! Вы еще в отсеке? – исходящий из переговорного устройства на БП-2 голос заместителя остановил его прямо у переборочной двери.
– Да!
– Знаете, зачем Вас вызвали?
«Странный вопрос! Как я узнаю во время сна?» – подумал Василий:
– Нет!
– Вы у нас единственный среди управленцев беспартийный. Подмените на вахте старшего лейтенанта Лазуренко. На время проведения собрания!
– Есть! – ответил Бобылев. «Зачем он ему понадобился? Отчитать хочет или для полноты охвата?».
Через три минуты он стоял у ступенек, ведущих на площадку перед входом в выгородки поста управления ГЭУ и водно-химической лаборатории. Дверь в пультовую выгородку была открыта. В окружности ее комингса просматривались широкая спина Иванченко и профиль лица Гриши Картонова, сидящего на складывающемся стульчике поста резервного управления маневровым устройством правого борта. Внезапно яркая вспышка озарила проход в трюм. Одновременно с ней, громкий хлопок заставил вздрогнуть его. Лицо обдало теплом близкого пламени. Пахнуло едкой гарью. Василий бросил взгляд вниз. Проход в трюм, скрытый ползущими вверх клубами черного дыма, вспыхивал пугающими оранжевыми зарницами. Тело дернулось к пультовой двери. Поздно! Ее уже закрыли изнутри. Все остальное Василий проделал секунд за пять. Сделав глубокий вдох, нащупал замок на футляре ПДУ и дернул его. Верхняя крышка отлетела в сторону. Найдя загубник, он притянул его ко рту и крепко зажал зубами: «Теперь раздавить рычажком пусковую ампулу и сделать полный выдох!». Нижняя крышка футляра скользнула по ногам вниз. Горячий воздух на вдохе обжег небо.
«Так положено! – успокоил он себя. – Значит, регенеративный патрон запустился!». Глаза заслезились, и он понял, что забыл об очках! Извлеченные из кармашка на ремне ПДУ герметичные очки больно жали на глаза. Василий пожалел о том, что заранее не отрегулировал их длину.
Кто-то, уже включенный в ИДА-59, с необычайной резвостью для человека, одетого в этот тяжелый и громоздкий аппарат, пронесся мимо него к проходу в трюм, на ходу разматывая шланг катушки ВПЛ, и тут же пролетел в обратном направлении. Шум отсечного вентилятора смолк.
– Центральный! Аварийная тревога! Пожар в трюме седьмого отсека! Горит весь борт в районе турбогенератора левого борта. Пожар потушить невозможно! – услышал Василий голос вахтенного, торопливо бубнящего сквозь резину шлем-маски в «Каштан». Доклад вахтенного в центральный прервался дробью аварийной тревоги и объявлением по общекорабельной трансляции:
– Пожар в седьмом отсеке! Горит турбогенератор левого борта!
– Всем включиться в изолирующие средства защиты! – последовала вслед за ним очередная команда.
В отсеке уже ничего не было видно. Только вспышки огня в его разных частях периодически прорезали плотную черную пелену дыма.
«Объемный пожар! Такой же, как на К-8 и двести двадцать первой! – мелькнуло в голове. – Неужели они с Лавровым правы? Только опоздали они со своей теорией. Кроме него в отсеке от силы еще один-два человека. Что, если ГКП примет решение пожертвовать ими, ради спасения остальных?».
– Всю нагрузку на правый борт! – отчетливо прозвучала команда пульта.
Раздался громкий щелчок переключаемого автомата. Василий, стыдясь, поймал себя на мысли, о том, что в то время, когда кто-то просто исполняет свой долг, он думает неизвестно о чем!
– Дается ЛОХ! – объявил центральный пост. Завыл ревун. На его голову что-то закапало.
«Конденсат фреона! – догадался он. – Угораздило встать прямо под распылителем!».
– Приготовиться к покиданию отсека методом шлюзования. Два удара – готовы к шлюзованию, тамбур– шлюз герметичен! Покинуть отсек! – последовала новая команда.
«Значит, еще поживем!» – воспрянул духом Бобылев.
Василий на ощупь спустился по ступенькам к тамбур-шлюзу. После дачи фреона дымовая завеса
