– Гальюн в центральный продули! – ответил командир группы, дергавшийся в конвульсиях от смеха. После всплытия Лаврову рассказали о том, что происходило в это время в центральном посту.
Кто-то из акустиков, решив воспользоваться гальюном, обнаружил, что он заполнен. Как и положено, в таких случаях, он сообщил об этом, стоящему на вахте трюмному, матросу Кизылбекову. Тот, парень не ленивый, быстренько собрал систему на продувание за борт и запросил «Добро» в центральном посту. Получив его, он создал требуемое согласно инструкции давление. Тут и произошло, то, что увидел Лавров и от чего смеялся Паршин. Через микроскопическую щель, образовавшуюся вследствие коррозии в стенке четырехсотлитрового баллона гальюна, под давлением воздуха среднего давления, часть его содержимого, вместо того, чтобы продуваться за борт, в мгновение ока в виде аэрозоля была выброшена в отсек. В центральном посту объявили химическую тревогу, а посредник приказал всплывать! На ехидный вопрос любознательного младшего штурмана Линькова, почему лодка всплыла из-за такого незначительного повреждения, как неисправность одного гальюна, посредник с достоинством ответил: «Меня, товарищ командир группы, готовили воевать в каких угодно условиях, но только не в дерьме!».
Всплытие, однако, не означало конца учений. Теперь К-30 изображала аварийную подводную лодку. Ее должны были взять на буксир и тащить в базу. Надо сказать, это не такая простая, как на первый взгляд кажется, операция. С подводной лодки нужно было ракетой линемета забросить линь на палубу буксира и затем выбрать на подводную лодку, зацепленный за него спасателями, буксировочный трос. Этот трос, со специальным замком, подводники должны были закрепить в проушинах штанг устройства для подъема затонувшей подводной лодки. Весь день ожидали буксир на якорной стоянке. Около часа ночи подводную лодку осветил яркий луч прожектора. Стоявший на вахте командир минно-торпедной боевой части схватился за голову, громадный морской буксир полным ходом несся прямо на К-30. Несколько сигнальных ракет, пущенных в его сторону, не дали никакого результата. На тревожные запросы радиста никто не отвечал. Только после того, как одна из ракет, выбив сноп искр, удачно попала в стекло ходовой рубки буксира, на нем отработали задний ход. В самый раз вовремя! Боцману Орлову пришлось подкладывать кранец под надвигающийся на подводную лодку, прямо возле значка миделя, кованый, высотой с рубку, форштевень буксира. Приход буксира оказался бесполезным. Замок буксировочного троса не подходил к оказавшимся нестандартными проушинами штанг. В течение суток шли переговоры со штабом флота и, наконец, «Добро» на самостоятельный переход в родную базу было получено.
Почти три часа простояли у боновых заграждений базы. Оперативный дежурный не разрешал вход. Или кого-то из начальников не было, или что-то не успели подготовить к встрече, но на родной пирс в перископ насмотрелись вдоволь. И только когда на пирсе появился оркестр, и подъехали машины с начальством, подводной лодке разрешили швартоваться. Встречали подводников заместитель командира дивизии и несколько офицеров штаба. Весь штаб, во главе с командиром дивизии, был в море. Встреча прошла по установленному церемониалу, гимн Советского Союза в исполнении оркестра, доклад командира, поздравления, традиционный непрожаренный поросенок, которого в кают-компании разделили на весь экипаж. Оркестр ушел. Начальство, забрав командира и зама, уехало, а подводники остались сами с собой. Стояла обычная приморская весенняя погода. Солнце, прикрываемое проходящими тучами, не грело. Со стороны изумрудно-зеленого моря, по поверхности которого ползли черные пятна облачных теней, дул холодный ветер. Лес стоял голый среди желтой прошлогодней травы. Все было какое-то серое, унылое и только на ближайших к морю сопках бросались в глаза сиреневые и голубые пятна зарослей цветущего багульника. Электрики подключали кабели питания с берега. Остальные, выйдя на перекур, с тоской смотрели в корень пирса, ожидая пробоотборщиков службы радиационной безопасности, без которых нельзя было начинать вывод установки. Праздник души, так и не начавшись, закончился.
Обед объявили, как только из штаба прибыл командир. За столом в кают-компании он ничего нового не рассказал. Но сообщил, что после сброса аварийной защиты переезд в казарму. Только после этого будет разрешен съезд на берег свободным от дежурства сменам. Ужин для смены обеспечения – на корабле. Завтра тем, кто заступает на вахту, приезд к разводу. Остальным отдыхать! Через неделю выход в море перед постановкой в завод. Затем корабль становится в средний ремонт. За это время необходимо составить, согласовать ремонтные ведомости и графики отпусков. Пока они не будут согласованы, никто из командиров боевых частей и дивизионов в отпуск не пойдет. Что касается личного состава срочной службы и мичманов, то их можно будет отпускать сразу после постановки в ремонт.
– Товарищ командир, а что делается в стране? – спросил кто-то из управленцев. – Здесь говорят: гласность!
– Говорят! Подойдет зам, он Вам все и расскажет! – почему-то ушел в сторону от вопроса командир. Через некоторое время в кают-компании, на ходу застегивая пуговицы рубашки, появился Плисецкий.
– Товарищи, у меня для вас большая новость, – сходу объявил он, – в стране перестройка! Взят курс на ускорение экономического развития страны. Еще одно важное решение партии – объявлена борьба с пьянством и алкоголизмом. Я уже подумал, что мы сможем для этого сделать. Предлагаю всем полностью отказаться от порции сухого вина и заменить его соком!
– Мы и так тут пузыреем от этого сока, особенно когда он айвовый, – возразил Иванченко, – куда его еще!
– Да и вино положено не просто так, оно выводит из организма радионуклиды, – авторитетно добавил Исаковский.
– Спокойно, товарищи! – сказал зам, для убедительности подняв вверх левую руку. – Назад дороги нет. Я уже доложил начальнику политотдела о том, что Вы все «За»! Завтра, на собрании, все дружно проголосуем за это предложение! За одно я расскажу о переменах, которые произошли в нашей стране за время нашего с Вами отсутствия. Свежие газеты возьмете в центральном посту.
После обеда Лавров ходил на станцию водоподготовки, узнать, когда он сможет пополнить запасы пресной воды. Экипаж обедал на корабле, предстоит ужин. К тому же идет несанкционированная помывка в душе. Главным образом, офицеров и мичманов. Пусть моются, раз хотят домой приехать чистыми! Перед тем как спуститься вниз, решил перекурить. На пирсе никого не было, кроме стоящих к нему спиной командира и старпома. Лавров остановился, не дойдя нескольких метров до них. Они разговаривали.
– Что ты думаешь о перестройке, старпом, – долетел до него голос командира.
– Затрудняюсь сказать, товарищ командир!
– А я ничего хорошего от нее не жду. Начали с ограничения продажи спиртного. Печальный опыт США 20-х годов им нипочем! Чувствую, такого наворочают!
– Да может все будет хорошо. Вот, гласность объявили!
– Кому ты веришь старпом! Про Колесникова слышал?
– Еще нет, товарищ командир.
– Колесников рассказал в кают-компании анекдот про Горбачева. По приходу в базу его сразу вызвали в особый отдел. И все. Раньше он был командиром атомной подводной лодки, а теперь нет!
Старпом ничего не ответил, а только глубже затянулся дымом сигареты. Заметив Лаврова, командир замолчал. Потом они еще долго стояли, не разговаривая, дымя сигаретками под негреющими лучами бледного солнца перестроечного дня.
Глава XVI
К Наташе Бобылев смог вырваться только на третий день после того, как К-30 пришвартовалась к родному пирсу в Петровске. Сомневался, стоит или не стоит ехать. Ведь он от нее за всю автономку не получил ни одного письма. Всю дорогу переживал, как она его встретит, что ему скажет. Дверь открыла незнакомая девушка. Он догадался: «Наверное, эта та девушка с фотографии, которая должна была жить с Наташей».
– Здравствуйте, а Наташу можно? – спросил он.
– Ее нет. Она уже месяц как здесь не живет, – ответила девушка.
– Где ее можно найти?
– Она уехала с мужем в Красноярск. Вышла замуж и уехала. Адрес, к сожалению не оставила. Сказала, как устроится, так напишет, – подтвердила его опасения девица, – а Вы кем ей приходитесь?
– Да так, можно сказать просто знакомый, – смутился Василий и, забыв попрощаться, повернулся к лестничному пролету.
– Как Вас зовут? – послышалось вдогонку.
– Василий! – машинально ответил он: «Зачем ей это?».
