четырехдневным визитом, целью которого было не только укрепление англо-французского альянса, но и разработка совместной стратегии для Крымской кампании. Днем военный совет, состоявший из министров и генералов, собирался за столами, заваленными картами, схемами и донесениями с театра военных действий, а по вечерам самые знатные и важные из членов совета ужинали вместе с августейшими парами. Виктория посвящала все время императору Франции, которого до последнего времени считала обыкновенным выскочкой, — теперь же британская королева была им совершенно очарована.
У Виндзорского замка состоялся великолепный военный смотр — играли оркестры, раздавались громкие приветственные крики, Виктория и Евгения выглядели чрезвычайно впечатляюще и, судя по всему, были весьма довольны всем происходящим. Светлые платья их величеств дополнялись темными шарфами и вуалями, Виктория была в зеленой шляпке, а Евгения — в голубой. Вечером королева устроила парадный ужин. На столе был золотой сервиз, слух приглашенных услаждал оркестр лейб-гвардии конного полка. После трапезы и программы развлечений высокие гости вернулись в Лондон на специальном поезде, который отправлялся отличного перрона королевы.
На следующий день в Гилдхолле — ратуше лондонского Сити — состоялся прием, на котором присутствовали 1200 человек, для чего был выстроен специальный павильон, украшенный девизом с надписью «Альма, Балаклава и Инкерман». Затем гости, сопровождаемые толпой герцогов, герцогинь, принцев, принцесс, придворных и свитских дам и господ и прочей знати, отправились в оперу слушать «Фиделио» Бетховена. Улицы Уэст-Энда были ярко освещены. Апрельский выпуск «Иллюстрейтед Лондон ньюс» писал: «Иллюминация в честь монарших гостей была повсюду — некоторые улицы превратились в сплошное сиянье. Их императорские величества, направлявшиеся в Королевскую итальянскую оперу[118], были весьма довольны этим великолепным приемом и приветственными возгласами толпы, которая издавала их с редким энтузиазмом».
Вот так. Пока те, на ком лежала вся тяжесть вины за развязывание войны, наслаждались парадными обедами, блестящими смотрами и фейерверками, вдали от дома ни в чем не повинные люди, которые должны были привести эту бессмысленную войну к завершению, страдали от изнуряющих болезней, голода и тяжких ран, страдали — и умирали.
Однако заседания военного совета, состоявшиеся за эти четыре дня, оказались плодотворными. К их собственному удивлению, министры и генералы договорились о новой стратегии для осады Севастополя. С прибытием турецких подкреплений пути снабжения города продовольствием и боеприпасами должны быть перекрыты. После этого тщательно подготовленный штурм по трем направлениям уничтожит русскую армию и город будет взят. Такая несложная наступательная стратегия могла бы и раньше принести успех, но командование союзников к ней не прибегало. Впрочем, и этот план ни к чему не привел — Раглан и Канробер не рассмотрели его достоинств, и ничто не могло понудить их прибегнуть к новой стратегии.
Пока продолжался государственный визит французского императора, союзники предприняли нападение на Керчь, расположенную в восточной части Крыма на берегу Азовского моря. Захватив этот слабо укрепленный порт, союзники отсекали Севастополь от снабжения по Дону. Предложение это исходило от Раглана и было одобрено Канробером с большой неохотой, поскольку французский командующий не хотел уменьшать численность осаждающих Севастополь войск на 9000 человек. Не успел флот покинуть гавань Балаклавы, как союзники получили известие о новом плане военного совета, переданное по недавно проложенному между Варной и Балаклавой телеграфному кабелю. Новая система связи теперь позволяла Парижу и Лондону более эффективно осуществлять управление удаленными от столиц операциями. Вдогонку отплывшим к Керчи кораблям было отправлено быстроходное судно с приказом вернуться.
Результатом этой путаницы стало дальнейшее ухудшение и отношений между французами и британцами. Кроме того, распоряжения для Канробера теперь поступали из Парижа по телеграфу, а британское военное ведомство по неизвестной причине продолжало пользоваться курьерской связью, и Раглан получал депеши из Лондона с двухнедельной задержкой. Канробер был готов согласиться на штурм по трем направлениям, но Раглан не желал действовать, не получив на этот счет указаний. Напряженность между двумя командующими становилась все более очевидной. Семнадцатого апреля Канробер попросил освободить его от должности, на что Наполеон с готовностью согласился. Командование французскими экспедиционными силами принял генерал Пелисье.
Через три недели к Керчи направилась вторая эскадра — Пелисье пошел навстречу желанию Раглана. Основную часть отряда составляли французы и турки, англичане играли в этой операции вспомогательную роль. Нападение на Керчь принесло успех — город был взят, что обеспечило союзникам полный контроль над Азовским морем. Вот краткое, но живое описание британским очевидцем захвата Керчи:
Французы бежали через виноградники и врывались в дома, откуда вскоре выходили, таща кур, гусей, зеркала, стулья, женские платья — любой скарб, полезный или нет, который попадался им под руку. Когда же они добрались до винных бочек, то вообще впали в неистовство и принялись палить из ружей по курам, свиньям, птицам… Беспорядок нарастал, толпа пьянела все сильнее, крики и вопли становились все яростнее, шум выстрелов и свист пуль слились в сплошной рев. Мне было ясно, что французская армия никому не подчиняется.
Значение захвата Керчи состояло в том, что русским пришлось снять 30 000 человек с оборонительных позиций Севастополя для охраны оставшихся путей снабжения, особенно тех, что шли с севера. Это, разумеется, ослабило гарнизон города. В то же время союзники получили подкрепление — к ним присоединились 15 000 итальянцев под командованием генерала Альфонсо Ламармора. Шестью месяцами ранее честолюбивый премьер-министр Сардинии Камилло Кавур убедил короля Виктора- Эммануила II объявить войну России. Лукавый политик предвидел созыв послевоенной мирной конференции и хотел непременно оказаться за столом переговоров при неминуемом дележе территорий и переделе сфер влияния. С прибытием итальянцев общая численность союзников возросла до 225 000 человек, при этом на суше доминировали французы: на каждого британского солдата приходилось четыре французских (соотношение турок и англичан составляло два к одному).
К середине июня ключевая роль в операциях союзников перешла к Пелисье — в конце концов подавляющее большинство в армии союзников подчинялось непосредственно французскому командующему. Раглан оказался в тени. В английском лагере царило уныние, и командующий британскими силами был подавлен. Ко всему прочему в английскую армию вернулись холера и дизентерия, и за неделю смертность в рядах британских войск возросла до 35 процентов. Холера не разбиралась в чинах и званиях, и среди заболевших оказался сам лорд Раглан, который к тому же страдал от жестокой диареи. После двух дней, проведенных в постели, престарелый фельдмаршал скончался. (Звание это он получил семью месяцами раньше.) Командование британскими войсками перешло к генералу Джеймсу Симпсону.
Глава 17
Финал
За одиннадцать недель, прошедших между смертью лорда Раглана и взятием Севастополя, на окраинах города произошло два важных сражения, о которых в британских исторических трудах упоминается лишь мимоходом. Шестнадцатого августа, пытаясь вернуть Федюхины горы, Горчаков атаковал Трактирный мост через Черную речку. В его распоряжении было 60 000 пехоты, артиллерия и донские казаки. Бой развернулся в том самом месте, где прежде шло сражение за Балаклаву, — тогда русские пушки поливали огнем Бригаду легкой кавалерии с тех высот, которые сейчас находились в руках союзников. Русским противостояли 25 000 французов, 15 000 сардинцев, 10 000 турок и двадцать четыре эскадрона британской тяжелой кавалерии. С самого начала многие русские высшие офицеры скептически отнеслись к плану операции. Полученные ими инструкции были туманны. Вот отрывок из воспоминаний одного из таких офицеров о кануне этого сражения:
