Все имеющие боевой опыт генералы были твердо уверены, что грядущий день обернется катастрофой. «Генерал Реад предчувствовал свою смерть в завтрашнем бою», — сказал его ординарец. Услышав эти слова, полковник Скюдери, командовавший Одесским полком, заметил: «У нас у всех такое предчувствие. Запомните мои слова — многие из нас завтра погибнут, и я в их числе».
И следующий день действительно стал для русских днем тяжелого поражения. Плохо проработанный план сражения, включая двусмысленные указания командирам дивизий, решил дело в пользу союзников. Фрагмент из письма адъютанта Горчакова князя Сергея Оболенского, отправленного тестю после разгрома, вызывает в памяти приказы, полученные лордом Кардиганом перед началом знаменитой кавалерийской атаки на том же поле:
На рассвете главнокомандующий был в долине. Генерал Реад велел занявшей позиции артиллерии открыть огонь по Федюхиным горам. Несмотря на распоряжение не выдвигаться до особого указания, главнокомандующий послал своего адъютанта к генералу Реаду с приказом начинать дело. Когда адъютант передал этот приказ генералу Реаду, артиллерия уже вела обстрел. Генерал Реад решил, что полученный приказ имеет в виду начало атаки на Федюхинские горы силами пехоты. Генерал осведомился у адъютанта, правильно ли он понял смысл приказа главнокомандующего. Адъютант ответил, что не знает, но повторил приказ слово в слово: «начинать дело». Затем генерал Реад спросил начальника штаба генерала Веймарна, как тот понимает приказ. Веймарн ответил, что, по его мнению, им надлежит переправиться через реку.
Атака, контратака, кавалерия справа, кавалерия слева, артиллерия начинает бомбардировку, артиллерия умолкает… Битва началась в четыре ноль-ноль, продолжалась шесть часов и закончилась отступлением русских войск. Их потери были колоссальными — 8000 человек (2300 убитых, остальные — ранены или взяты в плен). Предчувствие не обмануло генерала Реада — он погиб в самом начале боя. Потери французов составили 1800 человек, сардинцев — 250 (в том числе всего лишь 14 убитыми). Доктор Томас Баззард, англичанин, служивший хирургом в турецкой армии, посетил место сражения, когда битва уже закончилась, и оставил воспоминания об увиденном:
По берегам акведука, по соединяющему их мосту, да и в самой воде под мостом лежали груды тел убитых и раненых русских солдат. Трактирный мост, более широкий, чем мост через акведук, был до такой степени завален трупами, что стал непроходимым. Мертвецы и раненые усеяли и берега реки, а вода в ней местами была красной от крови. Рядом с телами лежали ружья, сабли, штыки, каски, кивера, а также кресты и иконы. Щемящую жалость вызывал и вид буханок ржаного хлеба, разбросанных по земле или высовывающихся из ранцев, в которых измученные солдаты несли их во время долгого ночного перехода. Там и сям можно было видеть и бутылки.
На многих классических батальных полотнах, которые мне довелось видеть, убитые воины лежат на спине с лицом, обращенным к небу. Здесь же, на представшей моим глазам трагической картине, большинство мертвецов лежали лицом к земле. Смерть застала их, когда они шли вверх по склону холма, и уже не управляемое тело естественным образом падало в направлении движения.
Черная речка стала для русских поворотным пунктом во всей кампании. Это была последняя отчаянная попытка с помощью наступательной операции вне Севастополя заставить противника снять осаду. Атака двумя колоннами против пехоты, вооруженной винтовками Минье, обернулась неудачей. Русские получили горький урок, и, когда на следующий же день после побоища на Черной речке союзники начали очередную бомбардировку города, Горчаков приказал начать строительство моста через залив, чтобы соединить Южную сторону с Северной. Положение было настолько опасным, что эвакуация Севастополя становилась неизбежной.
Через две недели после битвы на Черной речке произошло последнее крупное сражение. Союзникам стало ясно, что для успешного штурма необходимо сначала овладеть плацдармом перед южной оконечностью города, а это, в свою очередь, требовало захвата Малахова кургана, Малого редана и Большого редана. Когда-то на вершине Малахова кургана стояла заметная издалека каменная башня, но сейчас ее почти не было видно за возведенными в последнее время земляными укреплениями. Весь холм был превращен в огромное фортификационное сооружение с расположенной полукругом батареей и траншеями, которые связывали его с реданами и другими фланговыми укреплениями.
Восьмого сентября союзники начали наступление. В соответствии с общим планом двумя днями ранее началась новая бомбардировка города, в которой приняли участие 592 французских и 183 английских пушек. Горчаков чувствовал, что развязка близка и севастопольская трагедия близится к завершению. В разгар бомбардировки он написал императору:
Адский огонь, значительная часть которого — огонь ответный, с определенностью указывает, что противник намерен уничтожить нашу артиллерию и идти на штурм. Восстанавливать укрепления невозможно, лучшее, что можно предпринять, это постараться сохранить пороховые склады и укрытия. Обломки брустверов заполняют рвы, и амбразуры остаются открытыми. Потери среди орудийной прислуги очень велики и вряд ли восполнимы.
По плану французы должны были атаковать Малахов курган и Малый редан, а британцы — Большой редан, который ранее уже безуспешно штурмовали. Далеко не равномерное распределение ответственности, если учесть, что с французской стороны в операции участвовало 25 000 человек при поддержке 5000 сардинцев, а с британской — 3000, причем половина этого количества оставалась в резерве. Однако малая численность была не единственной слабостью англичан: им не удалось заблаговременно подготовить достаточную систему траншей, ведущих к редану, а потому атакующим приходилось бегом преодолевать около 200 метров открытого пространства. В то же время французские траншеи позволяли участникам штурма под прикрытием подобраться к самому основанию Малахова кургана. Один историк отмечал: «По всей вероятности, неудачу этой атаки вызвало в том числе и непреодолимое отвращение британских солдат к работе лопатой».
Штурм был назначен на полдень. Такое отклонение от обычной практики, когда начало операций назначают на рассветные часы, было намеренным — обычно в это время русские обедают и меняют дозорных. Атака французов стала полной неожиданностью. Русские настолько растерялись, что к тому времени, когда они осознали происходящее, первые ряды зуавов уже взобрались на бруствер, а через десять минут после начала штурма над башней Малахова кургана развевалось французское знамя. Однако левый фланг французов встретил упорное сопротивление Малого редана. Русские пошли в контратаку, и яростный рукопашный бой длился почти шесть часов.
Поднятый над Малаховым курганом французский флаг послужил сигналом для начала британской атаки. Их наступление встретило яростное сопротивление русских, и «красная линия» разбилась о стойкость защитников Большого редана. Генерал Симпсон был вынужден отступить. Для англичан это был печальный день. «Теперь Большой редан возьмут французы, и мы хлебнем в избытке их злорадства. Недовольства и взаимных упреков нам не избежать, — писал Кларендон. — Мы производили скверное впечатление последнее время, и, думаю, так будет и впредь до тех пор, пока во главе наших войск стоит эта достойнейшая старая дама Симпсон. Сегодня я получил письмо из штаба от Стратфорда. Он сообщает, что армия в крайней нужде и что мы подготовились к зиме еще хуже, чем год назад, в то время как французы имеют всего в избытке».
К пяти часам Малахов курган был полностью в руках французов и боевые действия там скорее напоминали зачистку территории. К тому же времени Пелисье стало ясно, что он овладел ключом к Севастополю. Горчаков пришел к этому печальному выводу еще раньше и, не видя иного выхода, отдал приказ об эвакуации города. «Возможно, Горчаков и не является военным гением, — замечает историк Иэн Флетчер, — впрочем, таковых в этой трагической войне трудно обнаружить, но он не был так глуп, чтобы не распознать заведомое поражение, которым обернулась бы для русских длительная оборона Севастополя после захвата французами Малахова кургана». Всем в городе было предписано двигаться к недавно
