А Симеон тем временем, не выпуская из руки мачете, обошел заливчик и стал осторожно заходить в воду с той стороны, что ближе к морю. Креветки так были заняты поглощением пищи, что не обращали внимания, как их число редеет по мере того, как Симеон одну за другой выбрасывает их на песок – кого проткнув мачете, а кого и так. Меньше чем за пять минут он накидал их с дюжину. Найл подхватывал, извивающиеся тельца и складывал в сумку.
В тот момент когда Симеон заводил мачете над особо крупным образчиком, выжидая, когда тот опустится пониже, Найл заметил, как на том конце заливчика всколыхнулось что-то красное. Вначале подумалось, что это очередная креветка, но когда существо полностью выбралось на свет, он догадался по трепещущим щупикам, что это крупное ракообразное, омар. Какую-то секунду выбраться из пещеры наружу омару мешали собственные габариты. Симеон моментально отреагировал на тревожный окрик Найла и отпрыгнул туда, где помельче. Гигант последовал за ним с удивительным проворством; когда Найл помогал Симеону выбраться из воды, клешня ракообразного чиркнула Симеону по ноге.
Вид выбирающегося из глубины заливчика чудища ошеломил Найла, оно напоминало крупного скорпиона. Но Симеон не растерялся; когда омар выбрался на гладкий камень, он взмахнул мачете и резко, со всей силой рубанул. Упавшая к ногам Найла отделенная клешня судорожно впилась в камень, моментально треснувший, будто орех. Симеон опять взмахнул мачете, на этот раз примеряясь к глазам; но омар уже бросился наутек.
Симеон оглядел свою правую голень: сорванная кожа болталась лоскутом, обильно текла кровь. Однако более близкое изучение показало, что рана не так уж и опасна. Клешня защемила и надорвала только кожу, недостаточно поверхностно. У Симеона, как видно, все было предусмотрено для такого оборота дел. Он вынул из кармана рулончик бинта и сноровисто обернул себе лодыжку. Найл тем временем зачарованно разглядывал клешню, которая все еще смыкалась и размыкалась. Длины в ней было почти метр, а силы, видно, достаточно, чтобы отсечь человеческую ногу. Когда она окончательно успокоилась, Найл попытался ее поднять; на это понадобились обе руки. Симеон мрачно ухмыльнулся:
– В суму ее. Приготовим на завтрак.
В суму она, естественно, не влезла – пришлось нести, придерживая обеими руками. До лагеря оставалось еще с полкилометра, но уже и с этого расстояния можно было догадаться, что кто-то разжег костер: вверх тянулся призрачный столб дыма. Столб стоял в воздухе вертикально.
– Ветер стих, – определил Симеон. – Я так и думал.
Они повстречались с Манефоном, идущим от ручья с флягой чистой воды. Взобравшись на пальму, Уллик стряхивал вниз гроздья фиников. Доггинз расстелил внизу одеяло, приспособив его вместо скатерти, и насекал от длинной белой булки толстые ломти хлеба. Увидев креветок, он весело крякнул и потер руки:
– Любимое лакомство. Только такие большие, ни разу не видел. – При виде клешни у него распахнулись глаза. – Да чтобы их сготовить, целый день понадобится!
– Ну, прямо-таки, – Симеон хмыкнул.
Брошенная туда, где самый жар, клешня засипела, наружу, пузырясь, стала вытесняться вода. Тем временем в горячие угли вокруг понатыкали креветок, забросав сверху сучьями. Через полчаса с них счистили почерневшие раковинки и стали есть мясо с маслом и солью. Найл определил, что никогда прежде не ел такой вкуснотищи, и с жадностью уплел целых две штуки. Где-то через час, когда огонь превратился в тускло горящие угли, клешню выгребли из костра, сгрузили на одеяло и отволокли к морю. Вытерпевшая огонь оболочка треснула, едва ее бросили в воду. Найлу удалось отколоть кусочек, чтобы морская вода, проникнув, охладила внутреннюю часть. Когда клешня остыла достаточно, чтобы взять в руки, ее отнесли назад в лагерь, где Симеон расколол панцирь камнем и поделил мясо между едоками. Найл мысленно упрекнул себя, что пожадничал и съел две креветки: мясо омара было ничуть не менее сочным и вкусным, но желудка не хватило и на полпорции. Симеон каждый кусок сглатывал с сосредоточенной решимостью; было видно, что ему доставляет заметное удовольствие поглощать хищную конечность, едва не лишившую его ноги.
Когда закончили завтрак, запив его ароматным отваром из трав, Симеон нашел плоский камень и орудуя им как молотком, начал один за другим вскрывать серые шипастые шарики. Под оболочкой в них содержался мягкий белый плод с особым терпким запахом, от которого ело глаза. Когда разобрали шарики, всем было велено раздеться донага и натереться с головы до ног. Сок, въедаясь, ощутимо покалывал, а в местах понежнее так и вообще жег. Доггинз, когда ему было велено натереть лысую макушку, скорчил кислую мину.
– А надо?
– Необходимо. Вечер еще не наступит, ты уже спасибо скажешь.
Доггинз, пожав плечами, подчинился.
Симеон отодрал приставший к ноге бинт и выжал сок белого плода на рану, стиснув при этом зубы от боли. Но когда он втер остаток сока в пораненную плоть, а затем вытер рану пучком травы, кровотечение внезапно прекратилось, а рана буквально на глазах затянулась и побледнела; очевидно, сок обладал мощными целебными свойствами.
Манефон поглядел на солнце, стоящее высоко в небесах.
– Ну что, пора трогаться?
Перематывающий рану чистым бинтом Симеон неожиданно покачал головой.
– Нет. Первый урок, который необходимо затвердить в Дельте: никогда не спешить. А теперь послушайте, – он оглядел всех поочередно. – Это относится ко всем, так что присядьте на минуту и выслушайте. Если хотите выбраться отсюда живыми, надо обязательно вникнуть и запомнить следующее. Постарайтесь уяснить, что растение никогда не спешит. Ему принадлежит все время, существующее в мире. Поэтому в Дельте, если хотите выжить, постарайтесь уподобиться растению, хотя бы мыслями.
И вот еще что. Вы, может быть, не поверите, но растения способны читать людские мысли. Каким образом? Допустим, когда вы чувствуете себя усталыми и уязвимыми, они знают, что вы устали и уязвимы. Поэтому в Дельте первым делом необходимо затвердить: надо научиться мыслить соответствующим образом. Если этого не получится, есть риск остаться здесь навсегда.
– Но уж жнецы-то наверняка помогут нам сладить со здешней нечистью? – спросил Милон.
– Возможно. Но, к вашему сведению, Дельта напоминает единый живой организм. Она, судя по всему, ничего не имеет против этого, – он указал на мачете, – но если мы станем прокладывать путь огнем, думаю, ей это не понравится. Я не говорю, что знаю наверняка, но почти уверен, что это именно так, – он
