Кирилл и Ян (сборник)

бутерброд, словно кто-то только что встал оттуда. Лариса подошла к закрытой двери и толкнула ее.

— Здесь вы будете спать, — она включила свет.

В доме по-прежнему было тихо, но напряжение от этого не спадало — когда рассыпалась версия с ограблением, Женя, вообще, перестал понимать происходящее. …Может, она сектантка какая?.. Но где тогда всякие кресты, свечи?..

Комната оказалась маленькой, метров десять. У стены кровать с чистым бельем, рядом стул; у стены потемневшей от времени полированный шкаф, и все. Новым являлся лишь абажур под потолком; свет от него исходил зеленый и какой-то зловещий. Прямо над изголовьем кровати располагалось окно без занавесок; в принципе, особой необходимости в них и не было, так как снаружи его заплетал густой виноград.

— Располагайтесь, — сказала Лариса и исчезла, словно выпорхнула; даже шагов ее не было слышно.

Женя усмехнулся. …И что ж мне располагаться, если вещи остались на вокзале?.. Выглянул в окно, но лоза оказалась переплетена так плотно, что разглядеть сквозь нее что-либо не представлялось возможным — даже стекло, несмотря на ливень, оставалось сухим.

Лариса появилась вновь, причем, снова бесшумно и неожиданно; Женя даже вздрогнул.

— Есть будете?

— Нет, спасибо, — он все еще пытался объяснить поведение хозяйки, но в голову не приходило ничего разумного.

— Туалет на улице, справа от дорожки. Спокойной ночи, — и она вышла, плотно закрыв дверь.

Женя пожалел, что не купил газету; хотя он и не интересовался политикой, это было б лучше, чем чувствовать себя узником одиночной камеры, коротающим время бессмысленным созерцанием голых стен; подошел к шкафу. Створки открылись на удивление тихо (все в этом доме почему-то происходило очень тихо). Полки прогибались под тяжестью пыльных фолиантов со стершейся позолотой на корешках, стоявших плотными рядами. Женя достал одну книгу. Издание датировалось 1854-м годом; буквы были крупными и, как решил Женя, «какими-то не совсем русскими», а с гравюр смотрели странные лица в остроконечных головных уборах. Перевернул сразу десяток страниц. Здесь знакомых букв оказалось почему-то больше, но, тем не менее, он никак не мог сообразить, что делать с бесконечными «ять»; прочитал с трудом: «…Над крепостной стеной висела мертвенно-бледная луна. В ее свете Антонио увидел на одном из выступов женщину. Она казалась такой же неживой, как и луна — ее руки, одежда, лицо трепетали на ветру…» Женя захлопнул книгу. В это мгновение ему показалось, что за спиной кто-то стоит; резко обернулся, но комната оказалась пуста.

— Блин, чертовщина какая-то, — поставил книгу на место, — точно, чертовщина…

Прошелся по комнате, пытаясь придумать себе новое занятие. Пол под ним слегка поскрипывал, хотя Лариса перемещалась по нему совершенно неслышно.

…На фиг, лучше спать, а с утра пораньше на работу… Он разделся, сложив одежду на стул, выключил ужасный зеленый свет и лег. Стало абсолютно темно, а уж тихо до звона в ушах.

Когда на вопросы не находишь реальных ответов, невольно начинаешь искать их в области ирреального. Как всякий здравомыслящий человек, Женя не верил в потусторонние силы, и, тем не менее, за всем этим что-то ведь крылось — молчание дома, невесомая хозяйка; даже свет продающегося в любом магазине светильника, выглядел зловещим символом. И еще эти книги! Почему-то запала ему в душу трепещущая на ветру женщина. …И надо было открыть именно на этой странице!.. Хренов Антонио… На миг Жене показалось, что он угодил в средневековую легенду, но этого не могло быть; не бывает такого! Ведь еще несколько часов назад он ехал в поезде, пил пиво в «Гамбринусе», потом милиционер прогнал его с вокзала, и никаких ведьм, никакого средневековья!..

Тишина, хоть и оставалась абсолютной и подавляющей, но в ней ничего не происходило, и Женя стал успокаиваться. Робко повернулся на бок — кровать скрипнула. Подсунув руку под голову, услышал тиканье своих часов. …Все тут нормально… только, вот, женщина на ветру… и какого черта я полез в чужие книги?.. — зевнул и закрыв глаза, приготовился спать.

Наверное, подсознание продолжало фантазировать на тему дома и его странной хозяйки, потому что ночью Женю мучили кошмары: разбивая колени и сдирая кожу на руках, он карабкался по стене к призрачной Белой Женщине; карабкался долго, притягиваемый неведомой силой, исходившей от ее неживого лица. В конце концов, схватился за камень, вылез на стену и побежал, а Женщина уносилась, легкая и неземная, увлекая его за собой. Сзади возникли безмолвные черные тени, которые тоже включились в погоню; наталкиваясь друг на друга, они падали со стены без единого звука, но число их не убавлялось. Женя старался не обращать на них внимания — он чувствовал, что задыхается от бега и вдруг тоже воспарил над стеной, и тогда догнал Женщину! Схватил ее… вернее, схватил он воздух, потому что Женщина, действительно, оказалась бестелесна и неосязаема. Он махал руками по ее телу, голове… и тут она застонала, совсем как живая. Женя в ужасе замер. Белая Женщина стонала все громче, а тени неумолимо приближались…

Женя проснулся. Он лежал на спине; широко раскрытые глаза смотрели в ночь, а вокруг царила та же мертвая тишина. …И что это было? Блин, никогда не снились кошмары… Стон повторился еще более тяжело и протяжно, но теперь-то Женя не спал, потому что слышал, как на руке тикают часы. …Надо зажечь свет! Может, я все-таки сплю?.. Он метнулся к выключателю, и комната озарилась зеленым светом; теперь он казался не зловещим, а, скорее, спасительным.

Женя стоял босиком на голом полу и ждал, но стоны прекратились. Осторожно открыл дверь — из комнаты, в которой он видел диван с книгой и бутербродом, пробивался свет. …Значит, не спит. Может, она и стонала? Может, ей плохо?..

На цыпочках Женя подошел к двери, прислушался, но ничего не услышал. …А что я могу услышать, если человек не сопит, не храпит, не стонет… не стонет… — хотя страх, не исчез, но сознание уже генерировало разумные мысли, — нет, входить не буду — если все нормально, вдруг она начнет орать, типа, я хочу ее изнасиловать?.. Стоп, а, может, в этом и есть мулька?!.. Напишет заяву знакомым ментам и начнет требовать бабки. А, вот, хрен тебе!..

Вернувшись в свою комнату, он снова лег. Полчаса лежал с включенным светом, но ничего не происходило; тогда потушил лампу и решил, что очень мудро не повелся на уловку хозяйки. Правда, несмотря на успокаивающую мысль, заснуть все равно не получалось. Однажды ему опять показалось, что кто-то стонет, только тихо, едва уловимо.

Забылся Женя под утро, сломленный тишиной и усталостью, а когда открыл глаза, в комнате царил полумрак (на улице-то давно рассвело, но сквозь «виноградную завесу» свет пробивался тусклый и неровный). В доме что-то звякнуло — это был естественный утренний звук. Женя потянулся. Часы показывали одиннадцать, и все, происходившее ночью, показалось смешным; встал, оделся и открыл дверь. Лариса стояла спиной, что-то делая у стола; на ней был длинный пестрый халат, волосы собраны в хвост.

— Доброе утро, — сказал Женя.

Хозяйка обернулась — ее лицо оставалось бледным, как и вчера, хотя глаза светились веселее, без прежней отчужденности.

— Доброе утро. Завтракать будете?

— В городе позавтракаю.

— Вообще-то, я все приготовила, но как хотите. Пойдемте во двор — умоетесь.

Женя смотрел на нее внимательно, пытаясь найти отголоски прошедшей ночи, но перед ним стояла обычная девушка — самая заурядная, не походившая, ни на ведьму, ни на разочарованную неудачей мошенницу. Хотя, кто знает, ведь он никогда не видел ни тех, ни других…

Дождь перестал, и на разбухшей земле виднелись расплывшиеся очертания их вчерашних следов. Женя оглядел двор — по одну сторону дорожки стояли три старых уродливых дерева с густо сплетенными ветвями; под ними плотный ковер прошлогодних листьев, сквозь который пробивались зеленые стрелки травы, а по другую сторону деревьев не было — там, среди зарослей малины возвышался покосившийся туалет; пустая конура, а возле дома, под навесом, металлическая бочка.