от меня зависящее, чтобы помочь ей. Если что-то случилось с Эбби…
И тут она сама влетела в комнату, наткнулась на комод, развернулась и закричала на парня, который ее втолкнул:
— Ты, вонючий ублюдок!
Волосы взлохмачены, косметика размазана, одежда смята — все в беспорядке. Потрясающее, безумно-прекрасное видение, самое прекрасное, которое я когда-либо встречал в жизни.
Мой дружок с пистолетом вошел в дверь, наставил пистолет на Эбби, как будто указывал на нее пальцем, и заявил:
— Ты вовсе не леди.
— Зато ты джентльмен,— огрызнулась она.
Она отвернулась от него и подошла ко мне.
— Как ты, Чет? — спросила она.— Они тебе ничего не сделали?
Я лежал, вытянувшись, на спине, одеяло подоткнуто со всех сторон. Моргая, я смотрел на нее и чувствовал себя круглым дураком.
— Как ты? — сказал я.— Они что-нибудь сделали…
— Эти? — произнесла она с глубочайшим презрением.
Мужчина с пистолетом заговорил снова:
— Леди, ты в своем уме? Мой напарник, видно, свихнулся, раз дал тебе волю. Гляди, что ты с ним сделала. Да будь я на его месте, я б тебя сразу пристрелил, как бешеную собаку. Не пойму, ты чокнутая, что ли?
— Вы силой ворвались сюда…— закричала она, устремляясь к нему, готовая снова броситься в драку.
По его лицу я понял, что на этот раз, пожалуй, в лучшем случае ее стукнут пистолетом по голове, поэтому я потянулся к ней, схватил ее за руку и попросил:
— Эбби, остынь.
Она дергалась, пытаясь вырвать руку.
— Эти люди думают, что они могут…
— Они
— Верно,— кивнул мужчина с пистолетом.— Ты слушай его, леди, он дело говорит. Ты испытываешь наше терпение, а тебе этого не надо делать. Тебе надо мозгами чуточку пошевелить, подумать кое о чем. Например, о том, что если мы не хотим причинять вам обоим лишние неприятности, так зачем же заставлять нас?
— Это так,— подтвердил я.— Это именно так.
Я подергал Эбби за руку, как дергают шнур звонка, и сказал:
— Эбби, пока они не хотят нас убивать, иначе бы они это уже сделали. Присядь, пожалуйста, и давай послушаем, чего же они хотят.
— Хорошая мысль, приятель,— сказал этот тип с пистолетом.— Присядь-ка сюда на кровать, леди, и давай поговорим как приличные люди, а не как кучка психованных идиотов.
Эбби, чье внимание мне наконец удалось привлечь, возмущенно повернулась ко мне.
— Эти двое силой ворвались в квартиру, просто силой ворвались. И что же, все это терпеть?
— Когда у них в руках пистолеты — да. Да, ты будешь это терпеть. По крайней мере, до тех пор, пока мы не узнаем, в чем дело.
Тут я заметил какое-то движение у двери.
Я моргнул.
Там стоял другой бандит. Левый рукав его белой рубашки был оторван напрочь, то есть вообще отсутствовал. Не хватало также нескольких пуговиц, а карман висел на одной нитке. На этом парне были черные брюки, причем правая штанина оказалась разорвана от колена до низа. Прямо над его левым глазом виднелась кровоточащая ссадина, а к правой щеке он то и дело прикладывал влажную тряпку. Картину дополняли страшно всклокоченные длинные темные волосы, как у Стэна Лорела, и в целом он имел вид человека, который только что выбрался из-под обломков потерпевшего крушение поезда.
— Боже мой!;— воскликнул я.
Ошеломленно глядя на Эбби, парень слабым голосом проговорил:
— Ты сломала мне коронку.
— Так тебе и надо,— огрызнулась Эбби.
— Я не могу поверить.— Он повернулся к своему напарнику с пистолетом и сообщил:
— Ральф, она сломала мне коронку. На переднем зубе.
Он открыл рот и, не переставая прижимать к щеке мокрую тряпку, показал на один из своих зубов свободной рукой. С открытым ртом он продолжал:
— Кы гнаешь, хколько хне хтоила эха коонка? Кы оохще хоть хебе хредставляешь?
— Вы ворвались сюда силой,— твердила Эбби.— И заслуживаете все, что получили.
— Ральф,— говорил между тем раненый, все еще держа рот открытым и указывая на зуб,— я ее угью. Я ее уникхожу. Я хейхяс гзогвусь!
— Возьми себя в руки, Бенни,— проворчал Ральф.— Ты знаешь, что сказал Сол. Он хочет поговорить с этими двоими.
— Сол? — переспросил я.— Соломон Наполи?
Ральф повернулся и взглянул на меня.
— Он самый, приятель.
И ткнул в мою сторону кривым пальцем.
— Пора тебе отсюдова вылезать. Сол ждет.
Я отпустил руку Эбби и хотел встать, но она сама теперь вцепилась в мою руку, села на кровать, слегка облокотилась на подушку, прикрывая мою голову, и наклонилась, заслоняя меня так, что я мог только выглядывать поверх ее правой груди, после чего повернулась к Ральфу и объявила:
— Ему нельзя вставать. Доктор сказал, что ему нельзя вставать целую неделю. В него стреляли прошлой ночью.
— Знаем,— сказал Ральф.— Мы это видели. Как раз об этом Сол и хочет с ним поговорить.
— Вы видели это? — переспросил я, но мой вопрос был заглушен возгласом Эбби, которая упрямо повторила:
— Мне неважно, кто хочет видеть Чета, его нельзя поднимать.
— Заткнись, леди,— не выдержал Ральф.— Я уже тобой сыт по горло.
— Да все в порядке, Эбби,— сказал я, барахтаясь, чтобы выбраться из защитного кольца.— Я уже нормально себя чувствую, я могу встать. Если только не двигаться слишком быстро, то все будет хорошо, я уверен.
И я сел.
Эбби дотронулась до моего плеча. Она выглядела озабоченной.
— Ты думаешь, Чет? Но доктор сказал…
— Оставь его в покое, леди,— перебил ее Ральф.— Он знает что делает.
Она ответила ему убийственным взглядом, но на этот раз ничего не сказала.
Я спросил:
— Где моя одежда?
— Она была вся залита кровью,— объяснила Эбби.— Я сбегала и отнесла ее в химчистку сегодня утром.
Ральф подошел к кладовке, открыл ее и стал вытаскивать все, что попадалось под руку.
— А вот эти шмотки? — спросил он и швырнул всю кучу мне на кровать.
— Это не мое. Это принадлежало Томми.
— Все равно ты можешь это надеть.
Хотел ли я надевать вещи убитого человека? Я посмотрел на Ральфа, чувствуя себя совершенно беспомощным, и ничего не сказал. А он тем временем подошел к комоду и начал выдвигать ящики. Швырнул мне белье, носки и сказал:
