них. Да, я знаю о завещании старика. Меня это не волнует, выкручивайтесь сами. А как хотите. Я не дам делать из ребенка отмычку. Это безумие – отнимать сына у матери. Как тебе только в голову взбрело? Лина? Она образцовая мать, даже не начинай эту песню. Мы с тобой один вуз кончали, но тебе, видать, впрок не пошло. Судиться хочешь? Полный вперед. Нет-нет, я не забыл про наши родственные отношения. Ничего, я найду себе замену в суде, только лучше бы до суда не доводить. А потому что ты сам под статьей ходишь. Позволь тебе напомнить, я в курсе твоих художеств. Знаю, как ты недвижимость толкал французам и американцам одним разом. Срок давности истек? Не смеши. Если поднять эту историю, тебе мало не покажется. Помнишь Нессима Гаона и его фирму «Но?га»?[20] Я тебе гарантирую десяток таких «ног». Пару десятков! Хочешь, чтобы нашу госсобственность арестовывали по всему миру? Тебя отмазывать никто не станет, не та фигура. Лишат депутатства, и будешь потом писать… «записки из подполья». Договорись как-нибудь со своим полоумным папашей. Как? А как знаешь, не мой вопрос. Но Лину и ее ребенка не вздумай трогать, иначе будешь иметь дело со мной. И давай без уголовщины. Втолкуй Владу: если он решится на киднепинг, статья ему светит длинная. Ну, бывай.
Лина смотрела на него со страхом и восхищением.
– Я не все поняла…
– Долго рассказывать, – отмахнулся Понизовский. – Давайте-ка я вас, Линочка, домой отвезу, раз уж все так удачно сложилось.
Они вышли из здания, он помог ей сесть в машину.
– Старик у них в семье вожак, – снова заговорил Понизовский, трогая с места. – Альфа-пес. Женщин он вообще за людей не считает, сына в грош не ставит, внука тоже. А ведь это он их такими сделал. Мне и Влад, и его отец напоминают… Знаете, бывают такие карликовые деревца?
– Бонсай, – подсказала Лина. – Терпеть не могу этих уродцев. Деревья должны быть большими. По определению. А бонсай – это издевательство над природой.
– Согласен, – кивнул Понизовский. – А теперь представьте, что в карликовом виде вырастили не дерево, а человека.
– То есть вы хотите сказать, что Влад и его отец – жертвы?
– В определенном смысле да.
– Нет, – решительно покачала головой Лина. – У человека всегда есть выбор. Они ж не в Северной Корее выросли! Видели, как вокруг люди живут, книжки читали… Вот, к примеру, ваша мать. В той же семье росла, но из нее же не удалось сделать бонсай, верно?
– Верно.
– А теперь они хотят изуродовать моего сына. Компрачикосы. Человек, который смеется.
– Надо вас с моим отцом познакомить, Лина. Это тонны ассоциаций – исторических, литературных, языковых… Вам понравится.
– Я с удовольствием… Только потом, когда все утрясется. Пока что я сама трясусь. Мне страшно.
– Будем надеяться, что это конец. Я дядюшку припугнул. Вы не слышали, но мне-то в трубке было слышно, как он струхнул. Он в девяносто втором году продал одно здание в центре Москвы французам, а потом американцам. По-моему, они до сих пор с мэрией судятся.
– Но ему ничего не было, – с горечью заметила Лина.
– Его отец тогда был еще в силе, живо послал сыночка в глубинку, чуть ли не на Дальний Восток. И это не единственная его махинация. Правда, так грубо он уже не работал, но накуролесил много. Тут важно копнуть что-нибудь одно, а дальше такое потянется, только успевай записывать.
– Неужели вы с ним вместе учились? – спросила Лина.
– А кто сказал, что мы с ним вместе учились?
– Вы говорили… что один вуз кончали.
– А-а… Мы и правда учились в одном вузе, на юрфаке МГУ, только, когда я учился, он уже лекции читал. По марксизму-ленинизму. Мой папа называет это «Майн краткер курс» [21]. Вряд ли вы оцените шутку…
– Ну почему же? У меня прабабушка была старая большевичка. Мне все больше нравится ваш отец, Павел Михайлович.
– Очень приятно. Но, возвращаясь к нашему разговору, сам я скорее ровесник Влада. Лина, если еще что-то случится, звоните мне.
– А вы не отключайте мобильник.
– Простите. В суде приходится отключать, а вчера я так устал, просто из головы вылетело.
– Я звонила вам домой, вас не было.
– А я из суда сразу на дачу уехал, мне там легче думается. Кстати, на даче у меня тоже есть телефон, я вам дам номер.
Понизовский высадил ее у дома, попрощался, еще раз напомнил, чтоб звонила.
Когда Лина вошла в квартиру, дети были уже дома. Началась обычная вечерняя суета – покормить, искупать, сказку, приготовить чистую одежду на завтра, загрузить грязную в машину. Только после этого взрослым можно самим поужинать и заняться своими делами.
За ужином Лина рассказала Галюсе о встрече с адвокатом.
– Будем надеяться, что на этом все и кончится. Но ты, Галюсечка, не расслабляйся. Влад способен на любую крайность. Федор Иванович опять с тобой ездил?
– А как же! На машине!
– Понравилось тебе на машине ездить?
– Ой, понравилось… – призналась Галюся. – Как по небу плывешь.
– Вот и выходи за него, пока не передумал.
Но Галюся упрямо покачала головой.
– Надо сперва в этом деле разобраться.
– Да как в нем разберешься? – вздохнула Лина. – Так и будем жить под дамокловым мечом.
Но ей не хотелось жить в подвешенном состоянии. Она приказала себе не думать, не ждать, пока упадет пресловутый второй башмак.
Жизнь пошла своим чередом. Пару раз мальчики простужались, болели – стоит одному рассопливиться, как тут же вслед за ним заражается и второй. Это было нестрашно. Неделя дома – и оба выздоравливали.
Пару раз звонила Нелли. Тоже ничего особенного. Она все эти годы звонила время от времени. Вот и теперь, в первый раз позвонила просто так – пожаловаться на жизнь. Денег нет, квартплата непомерная…
– Есть вариант, – предложила ей Лина. – Продай эту квартиру, она миллионы стоит, купи поменьше. У тебя останется разница, притом немалая.
Нелли раскричалась в ответ.
– Ты что, не понимаешь? Я слишком долго дралась за эту квартиру! И теперь съезжать?
– Тогда не жалуйся, – ответила Лина. – Я тебе ничем помочь не могу, я одна двух детей тяну. Сколько можно повторять одно и то же? Хватит, надоело, меня работа ждет.
И повесила трубку.
Во второй раз Нелли позвонила с конкретным предложением.
– Нас с тобой приглашают сняться в телепередаче. На канале «Домашний».
И такое уже бывало раньше. Теперь Нелли не боялась тащить дочь на телевидение. Прямой эфир пропал начисто.
– Нас? – насмешливо переспросила Лина. – Ты иди, а я дома посижу.
– Передача называется «Мать и дочь».
– Ну извини. У меня других дел полно.
И опять Нелли перешла на крик:
– Ты хоть раз в жизни можешь что-то сделать для матери?! Для меня это реклама! Мне лишний раз показаться на экране – это шанс! Это деньги! Мне это нужно для работы, как ты не понимаешь? Между прочим, тебе тоже заплатят.
– Меня это не интересует. Пойди в «Женский взгляд», или в «Женские истории», или как оно там называется.
