– Я уже была в «Женском взгляде». Мне нужно в «Мать и дочь».
– Неля, да какая ты мать? Не смеши. И вообще, не морочь мне голову. Никуда я с тобой не пойду. У меня работы полно.
Обычные досадные мелочи. Лина привыкла не придавать им значения. Но у нее сохранялось стойкое ощущение, что где-то за горизонтом, невидимо и бесшумно, разворачиваются войска противника. И она ничего не могла с этим поделать.
Первый пробный залп, который она позднее назвала пристрелкой, раздался в феврале. Вдруг позвонили прямо в дверь квартиры. Лишь много позже Лине пришло в голову удивиться, почему не по домофону. А пока она спросила «Кто?» и прильнула к глазку. Женский силуэт. Но бдительности терять не следует. На вопрос «Кто?» ей ответил дрожащий от слез голос:
– Откройте, пожалуйста, мне надо с вами поговорить!
Лина открыла.
На площадке стояла хорошо, чтобы не сказать роскошно, одетая молодая женщина. Жакет из золотистой норки, из-под него – широкая, мягкими складками юбка из шерсти букле «бутылочного» темно- зеленого цвета и замшевые сапожки на высоком каблуке, нелепые по московской слякотной погоде, но новенькие, ни единого пятнышка. На пышных белокурых кудрях заломленный набок, как у Марлен Дитрих, беретик. На носу темные очки, как у Нелли, с «туманными» стеклами.
– Можно войти?
– Кто вы и что вам нужно? – спросила Лина.
Она не впустила бы незнакомку в квартиру, если бы не разглядела за одним из этих стекол темнеющую припухлость.
– Я – жена Влада Саранцева, – ответила та, но Лина уже отступила, пропуская ее через порог.
– А как вас зовут?
– Оля. Оленька Разумовская.
– Ну… мое имя вам уже известно, – предположила Лина.
– Да. Пожалуйста, выслушайте меня!
Был будний день, мальчики в детском саду.
– Идемте в комнату, – пригласила Лина. – Жакет можете снять, здесь тепло.
Оленька Разумовская сняла жакет, оставшись в тонком кашемировом свитере цвета чайной розы, сняла берет и «туманные» очки. Да, здоровенный фингал под глазом, тщательно заштукатуренный, но все-таки заметный. Хорошенькое личико белокурой куколки с голубыми глазками и вздернутым носиком. Рельефная, как определила Лина, фигура. Ей самой такая не снилась. Приглядевшись внимательнее, Лина узнала в ней ту самую девушку-гота, что три с лишним года назад открыла ей дверь в квартиру Влада.
Гостья прошествовала в комнату. Каблуки были такие, что она словно несла себя на подносе. Хозяйка вежливо указала место на диване, чтобы подальше от открытого на письменном столе компьютера, а сама села в вращающееся эргономическое кресло, повернувшись к ней лицом и загородив компьютер спиной.
– Я вас слушаю.
– Я – жена Влада Саранцева, – повторила Оленька и умолкла надолго. – Понимаете, у меня не может быть детей.
– Понимаю. Это он вам «фонарь» поставил?
– Он меня убьет, – вновь заплакала Оленька.
– Ну не преувеличивайте, – поморщилась Лина.
– Точно убьет! – Оленька перешла на драматический шепот и даже огляделась по сторонам, словно Влад мог их подслушать. – Это страшные люди, у них разводов не бывает.
– В смысле? – не поняла Лина.
– Развод – это имущество делить, а они не хотят. Им проще убить.
– Извините, я вам не верю. Убийство – это даже для Влада чересчур. Да и кишка у него тонка.
– Что вы! – всплеснула руками Оленька. – Его и не спросят. Там его дед всем заправляет…
– Это мне известно, – перебила ее Лина. – А чего вы все-таки от меня хотите? Если моего сына, я вам его не отдам. Ни за что.
– Ну, пожалуйста, войдите в мое положение, – возбужденно зашептала Оленька, и опять ее голубые глаза наполнились слезами, – меня правда убьют! Ему у нас будет хорошо, я буду его любить, у него все-все будет! Мы можем вас в доме поселить, чтоб вы при нем были. Разве вы не хотите, чтобы он унаследовал состояние?
– Нет, не хочу. Мой сын вырастет нормальным человеком и будет сам зарабатывать себе на жизнь. Уж сколько получится.
– А зачем, когда можно взять сразу все?
Лина внимательно смотрела на женщину, видимо, получившую одобрение «старика». Красавица, да. Нордического типа. У Лидии Григорьевны была немецкая фарфоровая статуэтка XVIII века – точно такое же личико со вздернутым носиком. Пастушка. Но при свете дня стало видно, что эта пастушка уже совсем не юная. Может, и за тридцать.
– Простите, вам сколько лет?
– Тридцать. На самом деле тридцать три. – Опять Оленька воровски оглянулась. – Я скинула три года. Еще когда в первый раз замуж выходила.
«Стало быть, Влад у нее не первый, – подумала Лина, – и три года назад, когда она изображала семнадцатилетнюю соплячку в готическом гриме, ей было уже тридцать».
– Вы еще молоды, – сказала она вслух. – Вы еще вполне можете родить.
Оленька покачала головой.
– Я бесплодна. У врача проверялась. Глупостей наделала по молодости лет, вот и… Если б знала, когда замуж шла, что ему дети нужны, я бы не пошла. Но он ничего не сказал. Он только об одном и думал: чтобы я понравилась старику.
– И вы ему понравились.
– Нет, не понравилась. Старик сказал, что я уже перестарок, разведенка, до Влада дважды замужем побывала. А Влад кричал, что старику не угодишь и что у меня хорошая родословная…
– Они прямо при вас все это кричали? – уточнила Лина.
– Ну да, – криво усмехнулась Оленька. – Это правда, у меня оба деда – академики, а теперь уже и отец академик.
– Они не то имели в виду. Им не звания научные важны, а чистота крови. Похоже, они решили, что вы ведете свой род от графа Разумовского. Ну прямо княжна Тараканова…[22] – Увидев, что Оленька ее не понимает, Лина вернулась к насущной теме. – Но если вы все это видели и слышали, зачем же замуж вышли?
– Жить хорошо хотела, – откровенно бухнула Оленька.
Лина пристально посмотрела на нее, чувствуя, как угасает в душе и без того едва теплившийся огонек сострадания. Перед ней была Нелли – издание двадцать пятое, стереотипное.
– Я ничем не могу вам помочь. – Лина поднялась с кресла. – Сына я ни за что не отдам. Кстати, передайте мужу, он может здорово погореть. Адвокат Понизовский предупредил его отца, чтоб они оставили меня в покое. Оба под статьей ходят. Так и передайте.
Оленька бросилась было еще чего-то просить, еще как-то уламывать, но Лина ее прервала.
– Почему бы вам не прибегнуть к суррогатному материнству? Это будет ребенок Влада, вы пару месяцев походите с подушкой, задурите голову старику…
– Да-а… Тебе легко говорить, – жалобно протянула Оленька. – Где ее взять, эту суррогатную мать? И сколько ждать? И еще неизвестно, кого она родит. А вдруг девочку? А тут готовый мальчик…
– Уходите, – приказала Лина. – Уходите сейчас же. И больше не появляйтесь.
Оленька, всхлипывая, направилась к двери.
– Ну что тебе стоит? – все-таки попыталась она еще раз, всовывая руки в рукава норкового жакета. – Вернем мы тебе твоего мальчика, не бойся. Может, старик завтра помрет…
– Уходите, – повторила Лина. – И забудьте все, что я говорила о суррогатном материнстве. Таким, как вы с Владом, детей иметь вообще противопоказано. Прощайте.
