вечера готовят себе шалаши близ тока и караулят птиц. И только умный глухарь, это такой тетерев размером примерно с индейку, обитает в самой глуши, токовать отправляется и вовсе на болото, вне компании, но когда сам с собой ведёт неспешную беседу – в смысле, «быть или не быть битым», может случится так, что выпадет ему совсем не второе. И здесь его настигают добрые люди. Вот он увлёкся пением – глухо пощёлкивает, потом слышно несколько ударов, и вот звук становится похожим на точение ножа о брусок: «вжик… вжик…». Потом секунда-две пауза – и снова самозабвенное щелканье.
Романтично настроенная птица, вся в эмоциях, так увлекается своими сложными душевными переживаниями, что к середине песни уже полностью утрачивает чувство реальности – ничего, кроме совего пения, она не слышит в эти минуты. Вот тут, когда уже совсем от счастья башню снесло, как раз и случается то самое роковое не «не быть…» «Добрый человек», охотник, скачками, быстро-быстро, приближается к дереву, на котором токует совсем уже отключившийся птах.
Безбашенная птица, поёт, а «добрый человек» замирает, подняв голову, и кровожадно ждёт конца песни, чтобы свершить своё чёрное дело… Токуют, однако, не только тетерева, но и лесные кулики. Только у них это называется не ток, а тяга, как у паровоза. С ранней весны до начала лета вальдшнепы, лесные рыжие кулики, с узором на перьях и очень длинным клювом, всё тянутся, тянутся… Он, безвинный перед человеком кулик, несёт тот же крест, что и дупель, что и бекас. У него очень вкусное мясо, и об этом, конечно, знают добрые люди под названием охотники. Тяга начинается ещё по снегу. Птицы поют в лесу от зари до зари. Но только зайдёт солнце и стемнеет, птицы враз смолкают. И только громкий голос чёрного дрозда продолжает разноситься по притихшему лесу.
В густых сумерках тянутся вальдшнепы. Они летят низко-низко над землёй, над порубками и сырыми низинами. Что они там высматривают на земле? Ну самку, конечно. И приговаривают они при этом как-то так:
«Квог! Квог!»
Любят они тянуться тёплыми сырыми вечерами, перед дождём. Так и хоркают, так и хоркает, едва начнёт накрапывать. Если же бывает холодный ветер, кулики тянутся выше, и всё у них проходит быстрее, оно и понятно – кому охота предаваться романтическим мечтаниям на холоде и ветру?
Так что не до сантиментов в непогоду, конечно. Вот они и спешат. Самое безопасное место для кулика – земля. Его окрас – в тон сухих листье и хвои. Заслышав человека, он бросается вниз, на землю, прижимается к ней, и даже самый зоркий глаз теперь не отличит его от земли. А ещё птица умеет так замереть на ветке, что её легко можно принять за какой-то сучок. Потому она и подпускает к себе человека совсем близко. Она может находиться, прижавшись к земле и замерев, буквально под ногами человека, и оставаться незамеченной! Если хочешь наблюдать лес и его обитателей, научись вот также замирать и стоять неподвижно… Кроме птиц, есть ещё много занимательных обиталей в этих местах. Бегала у меня в огороде ласка – маленькая, длинная и гибкая, ласка кровожадна и смела. Поедает она весьма охотно полёвок. А в лесу может поймать даже птицу, правда, не очень крупную. Может ласка напасть и на токующего косача.
Здесь раньше было много волков, теперь они редкость, на людей почти никогда не выходят. Волчица забирается в моховые болота, чтобы устроить там логово и вывести детёнышей. Целую дюжину может она сметать за один раз. Во время войны, это одна моя знакомая старушка здесь вспоминала – восемь волком «гусём» шли вдоль дороги, друг за дружкой, долго шли, но людей не трогали.
Медвежьи следы видела в лесу часто, и даже медведицу с детёнышем встретила я как-то раз, собирая малину. Вот как это вышло. Страшно хотелось побыть одной, и я забрела в лесную чащобу подальше. Куда обычно ягодники не ходят, за вырубки. Ползаю по лесу и радуюсь – девственнй край! Хотя бы здесь не ступала нога цивилизованного человечика… Но вот какое-то сопение за кустом. Ладно, думаю, этого нахала я перехитрю, в таком большом лесу места ему мало! Вот вреднюга, не нашёл себе другого куста малины! Перебралась на другую сторону малинника, рву себе ягоды, ни о чём не беспокоюсь. Я была в коричневой вельветовой курточке, голова обмотана платком – от комаров, ползаю вокруг куста на четвереньках, потому что за день блуждания по лесу сильно ноги устали. И вдруг опять слышу сопение с другой стороны куста – смотрю, а это медвежонок за мной пристроился – ходит по малине, а мамаши его не видно, но, конечно, она где-то рядом. А может, и обрадовалась, что хоть на время «руки развязались»…
Я тогда на четвереньках почти до самой дороги «бежала», а потом так припустила по трассе, что только пыль за мной столбом… Медвежонок, наверное, к своей мамаше-медведице вернулся. Она, конечно, для виду наподдала ему горячих – тяжёленьких шлепков своей материнской косолапой ручищей, а сама при этом, небось, думала – и что не гулялось ему с этой тётей в вельветовой курточке? Ох, уж эти мамашки на вольном выпасе!
Ближе к маю от зимней спячки в наших болотах пробуждаются зелёные лягушки. И вот уже тёплыми вечерами громко звучат хоры самцов.
Крррасота!
Коричневая травяная лягушка, одномоментно сметав своих будущих детей в воду, перемещается на травку, на сырые места. Она своё дело сделала. Теперь можно гулять смело, и пусть одинокий самец рыщет по болоту и отыскивает плавающие там икряные сгустки… Такая любовь. Красавица жерлянка, имеющая яркое пятнистое брюшко, и лягушка-чесночница тоже найдут себе местечко где-нибудь на бучиле, под плотиной. А в лесу, между тем, обитает ещё один очень интересный персонаж – кукушка. Вот тоже существо… Гнезда не строит, яиц не высиживает, детей не кормит, зато точно знает, кому сколько жить на этом свете. Конечно, современное просвещённое человечество в этой услуге вовсе не нуждается, поскольку может на этот размытый вопрос получить вполне конкретный ответ, к примеру, у Глобы со товарищи. А уж он-то получает эту стратегическую информацию как раз там, где надо. Так что можно вполне доверять. В то время как наша кукушка, эта ветреная особа, у которой ни кола, ни двора никогда и не было, выдаёт за истину, скорее всего, свои собственные дурацкие измышления.
А каков её нравственно-моральный облик? Дети, заткните уши и зажмурьте глаза. Кукушка вас ничему хорошему не научит. Нахалка, легкомысленно подзалетев весеннею порой, тут же, в остром приступе прагматизма, пускается на поиск подходящих гнёзд птиц поменьше ростом, и когда придёт срок, без всякой договорённости, явочным порядком, раскладывает свои яйца, хорошо ещё, по одному, по чужим квартирам. Бедняжка приёмная мать обречённо высиживает это огромное яйцо, а вылупившийся кукушонок, едва появившись на свет, вместо благодарности, начинает тут же демонстрировать всеподавляющий либерализм – эгоистично требуя еды, много еды, и только лично для себя, совершенно не беспокоясь о том, а как там другие? А едва оперившись, он тут же продемострирует отягощённую наследственность – выпихинет других птенцов из гнезда и теперь уже без вяких дискуссий единолично пожирает весь корм, который приносит безутешная приёмная мать, в благодарность за свою доброту, вообще оставшаяся без потомства в этом сезоне. Единственным серьёзным оправдавнием существования этого оголтелого чуда в перьях на белом свете служит тот факт, что кукушка, по причине своей фантастической прожорливости, за один только день пожирает столько – просто немыслимое количество вредителей леса! – что и целой стае маленьких птах не съесть. В этом несомненная польза от этого олигарха леса – безжалостно истреблять мелкие хищнические корпорации вредителей.
Но если кукушка живёт беззаботно вне дома, и единственная её обязанность – учитывать чужие лета и плотно кушать, то птица сорока строит такое огромное и сложное гнездо, что ей даже может позавидовать иной архитектор. Гнездо сороки как шар – она строит над лотком ещё и крышу, потому что любит комфорт, и любит она комфорт настолько, что даже таскает у человека приборы – серебряные ложки, а также украшения и зеркала, чтобы, принарядившись, беспрепятственно любоваться собою. В гнездо она влазит непременно сбоку, делая вид, что у неё там солидная зверская дверь.
Ну чем ни человек?
А ещё в этих местах много летучих мышей. Иногда вечером сидишь на крыльце, а они – вжик, вжик вжик! Ну, прямо перед самым носом проносятся… Летают они очень быстро и совершенно бесшумно, неслышным полётом. Самая крупная, рыжая вечерница, летает рано, чуть только примеркнет. Вместо пар ног у них крылья из перепонок, между длинными пальцами, и переходят они на задние лапы и хвост. Зимой эти мыши впадают в спячку, полностью окоченевают, повиснув строго вниз головой. Пристанище себе находят на чердаках заброшенных домов или в больших дуплах старых деревьев. Висят ровно мёртвые. У этих зверушек суперосязание. Они никогда ни обо что не ударяются. У них в организме есть очень точный приборчик, который измеряет скорость отражённого от препятствия звука, ну и плотность воздуха, конечно.
