дело.
Интересненько. Кто сделал эту приписку? Она, очеидно, совсем современная. Я отложила книгу и острожно пошевелила раненой ногой – пятно на повязке, уже слегка подсохшее, заалело и стало быстро увеличиваться. Ладно, сидим дальше. Я снова взяла книгу и стала её разглядывать. Так о чём же хотел упредить будущего читателя автор приписки? Ну, Число Зверя – это, предположим пресловутый ИНН. А сам Зверь – это тотальный контроль над человечесвом. Значит, Ионанн печалится и гневается о том, что благое начинание так плохо заканчивается…
Царство Христа превращается в царство чистогана.
Тогда что же такое – Иерусалим?
Ие-руса-лим?
Что означает каждая часть этого слова?
Ие – главный.
Руса – русский.
Лим – лиман, то есть порт.
Москва – порт пяти морей, Москва и есть Иерусалим?
А путаница «Рима» и «мира» произошла потому что перевели со старорусского слово «свет» как «мир», потом же прочли это слово наоборот, как тогда обычно и шифровали многие слова.
Но Свет – это одно из имён Христа!
Всё верно, значит «конец света» – это и есть конец старого христианства! А вовсе не конец мира. Но и «мир» в русском языке имеет два смысла?! Так может, это и есть предупреждение о конце мирного времени и начале военных действий?
Тогда и Армагеддон на месте. Тут можно предположить, что это слово, читаемое по древне-еврейски, будет изначать: Гора Магеддон. Ой, что это? Гора Магадан?
Да, портовый город Магадан – это сплошные плоскогорья и нагорья. Семь как раз холмов!
А всадники с востока? Опять же, арма(ге…)дон – армада, большое воинство. «Он» – здесь как суффикс собирательного значения. Магадан строили в тридцатых, перед второй мировой войной, и там много природных ресурсов – полезных ископаемых.
Так о чём тогда пророчество Иоанна? Не о том ли, что миру предстоит последняя битва сил Добра и Зла именно на Востоке, близ Магедана? За природные ресурсы? С Китаем?
Это и будет новый «Сталинград»?
Или о том, что тогда, в начале новой эры, главный конфликт также был всё-таки в Азии, а вовсе не в Риме? И мы ничего не знаем по этому поводу, потому что древнешая история нашего края начисто стёрта в карты земли – сплошное белое пятно на месте нашей страны. Тогда точно предупреждение Откровения заключается еще и в том, что последняя битва Добра и Зла произойдёт на востоке, и причина её – делёж природных ресурсов. Теперь всё встало на свои места, в том числе, и Зверь – это образ стяжательства в мировом масштабе. А видения и пророчества бывают, я это знаю. Приснилось же мне в канун крупной железнодорожной катастрофы, что я всё время опаздываю на поезд. А когда доехала уже до вокзала, то оказалась, что еду я на экскурсионном автобусе, и экскурсовод сообщает, что две главные площади страны переименованы в площади имени (пока ещё здравствующих) Кураева и Чубайса. А это не что-нибудь, а сама Красная, ну и ещё Лубянка!
Тут я проснулась – и опять как говорится, «no comment» … Какая в какую – догадайся, мол, сама.
Ладно, поживём – проверим.
Голова моя снова закружилась. Я пощупала пульс. Пока минутная цифра на часах сменила значение, я насчитала девяносто пять ударов. Многовато, но ничего. Это всё норадреналин. Я потёрла лоб и шею, похлопала себя по плечам. Рядом с крылечком высоко разрослись кустики мяты, я сорвала несколько метёлок и размяла в ладонях, поднесла к лицу.
Дышать стало легче. Вдруг неодолимо захотелось забыться глубоким, дурманным сном.
В ногах моих лежало несколько сухих веток, я взяла их и стала отгонять комаров и мошкару, их сейчас тут целые тучи. В глазах стоял какой-то туман. Я смотрела на качающиеся кусты сирени, и мне начинало казаться, что это не кусты, а такой дверной полог, из-за которого хитренько выглядывает весёлое детское личико. Ясные, чуть зеленоватые узкие, щёлками, глазёнки тревожно и изумлённо устремляются на меня. Я пожимаю плечами, выражая так своё сожаление, что не могу принять участие в некой забавной игре. Мне кажется, что это весёлое игривое дитя осторожно выходит из-за полога, приближается ко мне на цыпочках, идя по густой траве, как по шерстяному коврику, босиком, подходит ко мне, тихо и легко касается ладонью моей ноги, но, встретившись с моим суровым, строгим взглядом, быстро, с визгом, убегает.
Издалека послышался цокот копыт. Возможно, это табун Куликовский, или, не исключено, это уже полусонные глюки – глаза нестерпимо слипались. И мне уже не видно, несётся ли бешеная скачка по моим угодьям, или это враги с несметными полчищами всадников вторгаются в родной край, предают огню и мечу дома и храмы, а в руинах пепелищ лежат несчастные люди, их жалобные крики и стоны взывают к человеку, хитрому лису, подло предавшему их землю. Холодная лихорадочная дрожь сотрясает моё тело, снова отодвигается полог и из-за него выглядывает изумлённое детское личико. И снова дитя крадётся по зеленому травяному ковру, чтобы положить свою ладонь мне на плечо. Я понимаю, что сплю, или мне это только казалось?
Нет. То, что я сплю, это ясно, но в то же время я отчётливо слышала все звуки вокруг и даже как-будто что-то видела – вдали, за церковью, по дороге на лесничество, различимо двигался небольшой табун лошадей. Конечно, я очень устала, но я всё же могла отличить бодрствование от сна, хотя между ними сейчас была очень зыбкая грань.
Я окончательно очнулась, вышла, из транса, и посмотрела на часы – прошло ровно семь минут. Но даже эти скудные минуты, проведённые в зыбкой полудрёме, вернули мне силы. И нет ничего удивительного в том, что мне в эти минуты что-то пригрезилось – две ночи бдения накануне сделали своё дело. Ну и эта ситуация.
Однако пятно крови на повязке было всё ещё слишком свежим и даже несколько увеличилось в размере. Я, подавляя испуг, снова стала шептать:
«Господи, спаси и сохрани!»
Поправила повязку, затянула её потуже. Ладно, посижу какое-то время ещё.
И я снова принялась за чтение.
Вторая книжка показалась мне сначала обычным дневником. Вот чётко записаны слова, конечно, они были очень важны для пишущего – об этот говорило двойное подчёркивание строк:
«Подобно коню, старающемуся лягнуть лекаря, который осматривает его раны, чтобы залечить их, тиран наносит удары искреннему другу, который касается ран его страдающей души. Тщеславие слепит глаза и усиливает алчность сердца…»
Я пролистала несколько страниц, и сердце моё тревожно забилось. Подшитые вначале листы сменились совсем ветхой, не родной этой тетради бумагой. Глаза затуманило, и голова моя закружилась.
Нет, это просто невероятно!
Дальше шли настоящие списки летописей, причём ветхоть бумаги не оставляла сомнений в том, что писаны они не вчерашего века. Я, с большим волнением и на разрыв бьющимся сердцем, принялась читать.
«В лето 6360… Начало руския земли.
(Я знала, что надо вычесть 5508, чтобы получить современное летоисчисление. В те времена, до шестнадцатого века, русские счёт вели от сотворения мира.
Получался девятый век – восемьсот пятьдесят второй год. И никаких больше пояснений. Что это за дата? Какое-то рядовое сообщение, и всё. Как если бы летописец сообщил, что „прошла зима“ или „настало лето“, спасибо партии за это – просто подразумевалось…)
…В лето 6367. Воставше словене и чюдь и другие народы на варяги и изгнаша их, и начаша владети сами и города ставить.
(Восемьсот пятьдесят девятый год – изгнали варягов, которые, судя по тексту, просто достали всех – и „чюдь“, и „другие народы“, не говоря уже о самих „руския люди“.
То есть, официальная версия о призвании варягов на княжение – простая антиасторическая выдумка?
