Но, странное дело, к моменту оглашения завещания ларца в Копенгагене уже не было.
Конечно, разъярённый Христиан обвинил во всём «эту нищенку» – Ольгу, оскорбив её публично, он поклялся, что «ноги её здесь не будет», теперь он отказывался признавать её не только родственицей, но и просто знакомой.
Однако ларчик открывался просто – его из Копенгагена в Лондон вывез последний царский министр финансов Барк, к тому времени он уже был советником директора Британского банка. А передала ему драгоценности умершей Дагмар графиня Юсупова.
О том, что у ларца был двойник – содержимое ларца ещё в России было тщательно и искусно скопировано, здесь, похоже, не знал никто. Ведь оба ларца – подлинный и копия – всегда содежались в большом секрете, а теперь один из них находился в тайном месте.
Копенгагенский ларец распечатали через полгода после смерти императрицы.
Управляющий британскими королевскими финансами сэр Ф. Понсонби, который присутствовал при этом событии, описывал (что и подкреплено печатью того времени) увиденное так:
«Шкатулка находилась при мне. Вошли королева и великая княгиня, которая убедилась, что лента, которой была опечатана шкатулка, не повреждена. Тогда её вскрыли и стали доставать по очереди драгоценности. Достали сначала низку жемчуга, подобранного строго по размеру, самая крупная жемчужина была со спелую вишню. По кучкам разложили изумруды кабошон, крупные рубины, великолепные сапфиры…»
После чего сэр Ф. Понсонби счёл своё присутствие неуместным и деликатно удалился.
И по-прежнему никто не знал, что предусмотрительная Дагмар, по получении очередного подарка от своего любезного мужа, тотчас же тайно заказывала копию полученного сокровища. Знали об этом все три человека – она сама, мастер-ювелир, который всегда находился при ней – до самой кончины, и её духовник.
Да, никто…
Однако слухи всё же откуда-то возникли.
Но слухи так и оставались слухами, потому что умная Дагмар всегда в таких случаях многозначительно молчала.
К тому же, так случилось, что полных списков драгоценностей Дармар, строгой описи содержимого ларца почему-то не осталось. Однако королева Мэй всё же приобрела «по каталогу» кое-что из чудесного ларца.
Потом вдруг по поводу ларца наступила глухая тишина. О драгоценностях словно вовсе забыли. И уж, конечно, никто не вспоминал о тех слухах, что, возможно, была ещё и копия ларца…
Первой засветилась жена Барка. Не удержалась-таки и явилась на один из приёмов в тончайшей работы изумрудном браслете с бриллинатами. Возможно, это была плата Барку за ту работу, которую он выполнил, похитив ларец.
Жемчужные воротники, корсаж из бриллиатнов «по странной случайности» оказались у жён английских банкиров и дельцов с Уолл-стрит. Возможно, торговлю драгоценностями вела сама Ксения.
Однако наиболее ценные вещи всё же оказались у английской королевы Мэй, а после её смерти украшали самых именитых дам Виндзорской династии…
(Я вспомнила одну передачу по тв – брошь с овальным сапфиром с бриллиантовой застёжкой и подвеской из каплевидной жемчужины, которую Марии Фёдоровне подарил ещё свёкор Александр II, и она украшала Дагмар на одном известном парадном портрете, красовалась теперь на нынешней королеве Елизавете.
Овальной бриллиантовой брошью с застёжкой, подаренной Дагмар мужем, была украшена герцогиня Кентская.)
…В этой же семье находится и бриллинтовая таира V-образной формы с сапфиром в центре, в которой Мария Фёдоровна изображена на многих дореволюционных фото. Там же и воротник из бриллиантов и жемчуга, украшавшие Дагмар во время празднования 300-летия Дома.
Так, брюлики значит. Я была немного в теме. В 1990 году мне, в связи с одним пикантным журналистским расследованием о бурной деятельности Раисы Максимовны, пришлось поработать в алмазном фонде Гохрана, ну и ещё кое-что я знала из секретной литературы, кое-что видела в хранилище, куда меня лично за руку привёл спасаемый мною в те годы от расстрела директор Гохрана Бычков… Всё сходится.
«Только полвека назад появились в прессе первые объяснения того, как и когда английская королевская семья приобрела русские царские драгоценности. Английский двор настаивал на законности приобретения. Однако, когда дело дошло до озвучивания суммы, которая была уплачена за драгоценности из ларца, стало ясно – тут не без лжи…
Все говорили разное.
И лишь в 1984 году Гурий Николаевич оставил расспросы – из дипломатических соображений.
Так же ответила ранее и Ольга Александровна: „К чему обострять отношения?“
Англичане были единственными, кто в тридцатые годы ХХ века не протестовал против широкой распродажи большевиками царского имущества».
Что бы всё это значило, однако?
Кто же писал повесть о царской семье в форме хроник – здесь, в таёжной глуши, в семи километрах от мордовского гулага?
Я кстати вспомнила ещё об одной удивительной находке здесь, в своей кладовке – маленьких кирзовых сапожках на десятилетнего примерно мальчика. Они были столь изящны, столь красивы, что я не стала их выбрасывать. Кожа от времени сделалась жёсткой и сероватой, деревянные гвоздики кое-где уже подгнили, носить их никто, конечно, не смог бы, и принадлежали они, возможно, тому самому мальчику на фото.
Во всяком случае, на нём точно такие же сапожки…
Странная, однако, история.
Я перебралась на скамеечку рядом с клумбой. На ней уже густо бутонились флоксы, никаких других цветов больше нет, а ведь в мае порядком цветов высадила – и сенян, и рассады!
Повыдергали, похоже, и рассаду баклажанов, и редиску, остались только молодая свекла и непрореженная, кучками, морковка.
Да и то, возможно, из-за высокой травы – просто не заметили.
…Я наклонилась, взяла в руки камень бледно-серого цвета – их тут полно валяется. Легко разбила его о скамейку – это известняк.
Внутри камня полуистлевшая трава, из неё через много-много лет может получиться каменный уголь. Трава эта – осока. Вон её полно растёт у меня в низах. Весь огород, где раньше была пахота, постепенно превращается в болото. Оттого что речку не чистят, а чистить её надо каждый год и – по всему руслу, иначе дно заносит, река мелеет, а вода уходит в землю, заболачивает берега.
Вдоль своего участка я её за лето несколько раз чищу, мотыжкой песок да кучи ила на берега выгребаю, но за моими пределами чистить не велят, чуть что – сразу крик:
«Не замай, пусть всё идёт как есть».
Один мужик года три назад бульдозером дно речки прочистил – порядком, с километр, так не поленились, всем селом на протест вышли, и снова весь песок обратно в речку посваливали…
Откуда здесь камни? Из болота, конечно. Известняк из воды выделяется и обволакивает осоку.
У места выхода ключа, где много выносится минеральных солей, почти всегда селится ольха. Она как бы указывает, что здесь есть ключ.
Ольха в моём огороде выросла уже в те времена, когда в доме никто не жил. Ствол её не был слишком толст, и хотя я срубила ольху топором (она делала тень на пологорода), всё же удалось посчитать её годовые кольца – что-то около пятнадцати-семнадцати их было.
Потом она дала целую ольхую рощу вдоль реки. Побежали молодые ольхи вверх по течению, а там, в пяти километрах, был уже другой ключ – исток моей речки.
Ольха любит проточную воду и всегда её ищет.
В подлеске ольхи заросли чёрной смородины, калина, крушина и хмель по стволам. Чёрная смородина уже старая, два десятка лет для неё много. Вырубить её никак невозможно, корни могучие, тянутся по
