А до Царского Села, до чугунолитейного завода, что здесь было?
Селились угрофины языческими племенами, вели близ капищ свою тайную жизнь. И может, здесь, на этом поле, ставшем лугом, проходили жестокие побоища не на жизнь, а на смерть…
Что это за народ такой таинственный – угрофины? Живёт по всему свету, но почему-то именно здесь ему центральную родину назначили.
Угро – агрономы.
Фины – конечные, крайние по-английски (и на других языках тоже), окраина значит…
Что?
Ну да, украинцы, короче. Агрономы на северной окраине империи. Венгрия – тоже угро-фины. Только это уже западные агрономы, ныне экспортный вариант.
И мне стали представляться эти, здесь некогда жившие люди так отчётливо, так ясно, что я, наверное, могла бы даже их рукой потрогать, если бы только захотела.
…Вот живёт в небольшой землянке одна семья. Живёт себе и живёт, нигде не туго.
Но вот случилась у них беда, охватило их отчаяние, да такое, что ни есть, ни спать они не могут.
Встаёт среди ночи старший член семьи, человек по имени Торн, будит своего младшего брата и говорит:
– Вставай, собирайся в путь, чует моё сердце смущение.
Идут они с по полю, подходят к реке, плещут в лицо холодной водой.
Умылись, освежились, принялись разговаривать. Говорит Торн своему брату, Хранку:
– Чует моё сердце, идут на нас силы тёмные, не устоять нам против них.
Юный Хранкрассмеялся задорным смехом и сказал:
– Вот это мне нравится! Мы поклялись, что будем убивать всех своих обидчиков, сквитаемся с каждым за смерть всякого нашего родича и поругание чести любой девушки нашего рода.
Торн так растрогался от этих слов, что даже заплакал.
– Ладно, – сказал он, вытирая глаза. – Вижу, ты мой брат.
И тут смотрят они, как с другого берега реки в воду сошли пять всадников и плывут к ним.
Вот они вышли на берег, стоят, с коней стекает вода. Впереди вождь, в длинном тёмном плаще.
Торн и его брат Хранк идут им навстречу.
Они о чём-то заспорили, тогда Торн сказал в сердцах:
– Что-либо одно: или делайте, как я вам говорю, или не просите моего совета вовсе.
– В распрях вообще мало проку, сказал вождь, сел на коня, и всадники поехали вслед за Торном.
– Чего они хотят? – тихо спросил Хранк у Торна.
– Мести нашим врагам, потому что наш враг Вереск многим насолил, многих обидел, а они хотят его осудить своим судом.
Хран довольно улыбнулся и сказал:
– Это хорошо, и сам бог нам послал этих людей. Но! Человек не может быть полностью осуждён, пока не состоялось изъятие его имущества. И хорошо бы, чтобы случилось это на пятнадцатую ночь после изъятия у него оружия. Тогда будет всё по правилам.
Хранк улыбался широко и радостно, он был вполне доволен таким поворотом дел.
Они взяли своих коней, взнуздали их и поехали впереди отряда мстителей, туда, где вдалеке виднелись главные постройки поселения.
Когда они уже почти подъехали, Торн предложил:
– Давайте спешимся, оставим здесь коней, а сами пойдём туда пешком, но не все, а только четверо. Остальные пусть останутся с конями.
Они подошли к постройкам, прислушались, в домах ещё все спали.
Они вышибли бревном дверь в крайнем из них и тут же вломились в дом.
Они хватали мужчин, всякого, кто мог носить оружие, и вытаскивали их во двор, а женщин и детей согнали в соседний дом и крепко припёрли дверь снаружи…
Вереск, понимая, что дело его плохо, стал предлагать выкуп за себя и своих людей. Когда его предложение было отвергнуто, он стал просить хотя бы сохранить жизнь его людям.
– Они ведь ничем перед вами не провинились, не будет вам чести, если вы их убьёте. И мне не будет позора, если вы убьёте меня. И унижения мои вам не принесут славы.
На что Торн ему без всякого снисхождения ответил:
– Однако ты сам не очень-то бывал уступчив со своими врагами, и это хорошо, что сегодня ты всё это испробуешь на себе.
Они схватили Вереска и его людей, скрутили им руки за спиной, взяли в сарае верёвки, достали ножи, проткнули им щиколотки, вдели в эти отверстия верёвки и безжалостно вздернули их, своих заклятых врагов, на перекладину, которая была во дворе, прежде крепко связав их всех вместе.
Когда солнце было в зените, они громогласно объявили с каменистого пригорка посреди поселения об изъятии имущества Вереска.
После чего они вернулись и сняли Вереска и его свиту с перекладины, положили тела на траву. Кровь стояла у тех в глазах.
Посмотрел Торн на беспомощного Вереска и сказал:
– Выбирай, или мы уведём тебя в поле и убьём с твоими людьми, или… Есть одно обстоятельство в твою пользу – ты кормишь большую семью и ещё множество своих слуг. Это полезне дело. Поэтому я могу дать тебе возможность продолжить о них заботиться.
– Что для этого я должен сделать? – спросил Вереск, изнемогая от боли.
– В таком случае ты должен немедленно убраться со двора со всеми своими людьми, а добра возьмёшь не больше, чем я тебе того позволю, и это будет самая малость.
– А кто здесь останется жить? – слабым, будто умирающим голосом спросил Вереск.
– Здесь теперь буду жить я, – сказал Торн. – Тот, которого ты жестоко обидел, надругавшись над дочерью.
– О боги! – взмолился Вереск. Торн продолжал:
– И вся твоя власть перейдёт навечно ко мне. Ну что, по рукам?
Вереск со слабым вздохом сказал:
– Такое унижение мне тяжело сносить, но я выберу всё-таки жизнь. И делаю это ради своих детей, ибо они погибнут, если меня не будет на свете.
– Ты принял умное решение, – сказал Торн, очень довольный таким исходом дела.
Вереска и его людей тут же освободили, дали им самую малось имущества, а из оружия одно копьё на всех.
И он с домочадцами скорбно покинул свой двор.
Вождь всадников, раздосадованный таким решением мстителя, сердито сказал Торну:
– Это твоя большая ошибка, и, уверяю тебя, у тебя будет ещё возможность раскаяться в своём поступке.
Торн, уже мечтающий о доме Вереска, где он теперь будет жить, пожал плечами и
