земле, от них густо вверх – вертикальные побеги. Ягод мало, а во внутрь не пробьёшься.
Да и опасно лезть в эти дебри – там могут быть змеи…
Я положила обе книжки в сумку и потрогала рану. Вроде не течёт боьше. Надо же идти. Срочно идти.
Голова моя кружится, в теле лёгкость подозрительная, я боюсь потерять сознание. Хочется от слабости лечь и лежать, лежать долго и вольно, без всякого движения.
Но лежать – это смерть!
И потому… надо собраться с силами и идти.
Да!
Надо срочно идти. Но куда? Идти надо к своим друзьям, Дусе и Лёше.
Но как только я осторожно шагнула, кровь из раны, было, совсем уже успокоившаяся, снова полилась ручьём.
Это точно – повреждён сосуд… И – не мелкий.
Идти, однако, надо было не смотря ни на что, дело принимало серьёзный оборот. Я и так уже потеряла много крови и чувствовала сильную слабость.
Однако идти можно было, только сильно зажав рану, поверх тугой повязки, ещё и рукой – она то и дело сползала.
На мне была длинная черная юбка. Чтобы прижать рану ладонью, надо поднять край юбки едва ли не до пояса. Идти в таком виде по улице села категорически невозможно.
И я пошла лугом. Так оно ближе, конечно, но и опаснее. Лугом уже давно никто не ходил, кроме разве что коров. Тропки заросли, легко оступиться и провалиться в болото. А тут ещё речка моя разлилась больше, чем обычно, да ещё дождь утром проливной был, нескоро вода опадёт. А дно у неё неровное, идёшь-идёшь, вроде мелко, а потом вдруг – ух…
Я тупо стояла и раздумывала, как же мне перебраться на другой берег. Ведь если я оскользнусь и упаду, то из-за раны на ноге и большой потери крови могу внезапно потерять сознание и захлебнуться на мелководье, речка вообще-то неглубокая.
Голова закружится, и привет…
С отчаянием подумала, что придётся всё-таки идти селом, по дороге. Выбора нет.
Вот смехота будет…
И тут раздалось слабое шуршанье – ба, да это же опять моя бурозубка – вот она выскользнула из травы!
Может, всё-таки, это та самая ручная мышка, что в прошлом году сидела у меня на плече и играла с моими волосами?
Тут бурозубка, вильнув хвостом и пробежав по моей ноге – по пясне, скокнула в воду и ловко поплыла.
Зверушка сделала небольшой круг, ещё круг, повернув голову, посмотрела на меня, и снова быстро поплыла вперёд, к другому берегу, рассекая, как маленький катер, воду.
Она словно приглашала меня войти в речку и следовать за ней.
Я осторожно пошла по воде, не спуская глаз с быстро плывущей впереди меня бурозубки. Шубка её густа и непромокаема, поэтому бурозубки охотно плавают в любое время года.
Она распустила плавательные оторочки на пальцах, выровняла киль на хвосте, сильные лапки её делали довольно мощные гребки, редуцированные, маленькие, как и крота, ушки, совсем плотно прижались к аккураной головке… Они почти не отделялись от неё. Полуслепые глазки не знаю как видели цель, но у неё, конечно, было сверхосязание.
Вот этим своим сверхчувством она и руководствовалась в путешествии по земле и воде.
Вскоре мы с моей невольной проводницей благополучно достигли другого берега – бурозубка, возможно, определяя упругость и плотность воды, мерила таким образом расстояние до дна и безошибочно выбирала самый безопасный путь – по мелководью. Я не замочила даже колен.
«Малышка, с меня банка дождевых червей!» —щедро пообещала я, всей душой благодаря любезную бурозубку.
Но она, смешно встяхнувшись и разбросав вокруг себя мириады мелких брызг, уже скрылась в этой густой высокой прибрежной поросли. Возможно, завидела невдалеке жирную полёвку или толстого блестящего жука на обед.
Берега речки уже сильно заболочены.
Когда-то я там, на этих берегах, чуть не заблудилась – как мультфильмовский ёжик в тумане. Решила идти домой напрямик – как раз возвращалась из леса вечером и очень устала, а делать круг, идя по дороге, просто не было сил…
С тех пор поле стало лугом, а местами и болотом.
Село отсюда хорошо смотрится – всё на буграх. Вообще место холмистое. Тянется оно в поперечнике больше двух километров. Но улиц почти уже нет – так, отдельно друг от друга разбросаны покосившиеся строения, кое-где три-четыре подряд. А когда-то здесь негде было и будку втиснуть, так плотно стояли дома друг к дружке.
Более семи тысяч дворов было в селе.
Беспредельная череда возвышенностей и впадин, низин, оврагов, глины да песка. Здесь особенно много красных гнин, на них, этих краснозёмах, хорошо родит картошка.
Это место – типичная морена.
Суглинки. Нет больших рек поблизости, наша речка всё-таки невелика. Да и очень больших болот поблизости тоже нет. Но если появится где ничтожная впадинка, вскоре она уже окажется заболоченной.
Луг этот самый большой в окрестностях села. Тянется он точно до Красной Горки.
Там, за Красной Горкой, есть ещё одно сказочное село – Васильевка или Базилика Тёмная, как её некоторые старушки называют. Его, по преданию, основали вокруг храма в память о Василии Тёмном ровно за пятьсот лет до моего дня рождения – между днём смерти этого загадочного человека и моим днём рождения ровно полтысячи лет, день в день. А это, говорят, означает вот что: – на мне есть некое обязательство памяти непонятного пока свойста.
Какого – не ясно. Но – есть.
Восстановить там храм? Но как? От него даже фундамента не осталось!
Не знаю. Однако меня эта местность по-прежнему интригует, это правда. Обязательства надо исполнять, ведь это те «долги наши», которые нам никто и никогда не простит…
Луг порядком уже заболочен.
Тут и там колоски, обычные обитатели таких вот лугов. Только многолетники и могут здесь выжить, луг ведь каждый год косят, да и коровы пасутся с апреля по октябрь.
У многолетников под дёрном мощные корневища, они и сохраняются, несмотря на косьбу и прожорливый скот, а у однолетников один способ размножения – семена, но до них растению ещё надо дожить…
Не у всех получается.
Выживают чаще те растения, которые менее прихотливы. А ещё те, что живут не наособищу, а сообществами, в которых царит видовое разнообразие. Это и понятно, один вид подъел из почвы одно, другой – другое. Это хорошо, когда всем разного хочется – кому севрюжки с хреном, а кому – демократии.
Тогда всем всего хватает. А когда один только вид всё заполоняет, то получается вроде собаки на сене – сам не гам и другому не дам…
Ну а когда уж сообщество так уделает занятую территорию продуктами своей жизнедеятельности, что и ступить негде, то оно самопроизвольно переползает куда-нибудь в другое место, или, если свободных мест нет, а захватить чужое не получается, оно и вовсе погибает.
А его место тут же захватывают те растения, которым наплевать на их отходы, они даже могут ими, этими отходами вполне успешно питаться, если не очень много пищи «в сухом остатке».
И снова жизнь бьёт ключом.
Вывод очевиден – чем хуже условия, тем чаще меняется на данной местности лидер, господствующий
