босиком, в отрепьях, весь покрытый коростой. Раб. Герман и таких видел уже не раз, знал, что мода заводить русских рабов существует в Чечне и Дагестане еще с 70-х годов. Их – чаще бомжей, иногда возвращавшихся со службы солдат или командированных – похищали, увозили в горные аулы и заставляли работать. Даже фильм про это был – «Савой». Правда, там действие происходило в Средней Азии, но, по сути, то же самое.
С годами эти люди, замордованные побоями и нещадной эксплуатацией до потери человеческого облика, забывали собственное имя и прошлое, почти переставали говорить. Манкурты. Герман прочел в свое время нашумевший роман Чингиза Айтматова «Плаха».
Из-за плохой кормежки у них выпадали волосы, Герману приходилось видеть, как они прямо пальцами вынимают последние зубы из разрыхлившихся от цинги десен. Он уже знал, как поступит, но тут к нему подошла американская переводчица.
Эта немолодая женщина еврейской наружности передвигалась с трудом, на лице – следы побоев. С ней явно обращались жестоко. Но она попросила Германа не убивать Сосланбека Вахаева. Журналисты знаками и гнусавой американской речью дали понять, что она говорит и от их имени тоже.
– ?Я не собираюсь его убивать, – хмуро и неприязненно отозвался Герман. – Мы отвезем его в изолятор. В Чернокозово.
Это название было знакомо и чеченцам, и американцам. Об изоляторе Чернокозово шла дурная слава. Женщины Вахаева, услыхав о Чернокозове, заголосили еще громче, американцы тоже заговорили возбужденно.
– ?В Чернокозове пытают, – сказала переводчица. – Нарушают права человека.
– ?Тонко подмечено, – согласился Герман. – Как насчет ваших прав? Как насчет прав вот этого человека? – И он знаками поманил к себе раба.
Тот проворно заковылял к нему.
– ?Как тебя зовут? – спросил Герман.
– ?Рус свинья, – прошамкал раб, преданно глядя на Германа слезящимися, вспухшими, лишенными ресниц голубыми глазами.
– ?Нет, – покачал головой Герман, – так тебя никто больше звать не будет. Вспомни, как тебя раньше звали. А вы переводите, переводите, – бросил он переводчице.
Несчастный мучительно пытался уразуметь, что от него хотят, но ответить на вопрос не мог.
– ?Ладно, скажем, Иван, – сжалился над ним Герман.
– ?Иван, Иван, – охотно закивал бедолага.
– ?Поищите, нет ли других, – приказал Герман десантникам, а сам повернулся к американцам. – Я поступлю так, – заговорил он громко и отчетливо, словно проводил диктант, – как поступает в таких случаях израильская армия. Этот человек – террорист, – кивком указал он на Сосланбека. – Я отправлю его в тюрьму, а его дом взорву.
Что тут началось! Чеченки – Герман уже мысленно называл их «вахаевским гаремом» – завыли в голос, а сам Сосланбек начал с воплями выдираться из наручников. Двое бойцов подхватили его, он бешено вращал белками глаз и рвался в дом.
– ?Что он говорит? – спросил Герман Жеку Синицыну.
– ?Не понимаю. Слишком быстро. Что-то у него там есть.
– ?Это я и сам понял, – проворчал Герман и распорядился провести в доме тщательный обыск.
– ?Клад, – вдруг произнес раб Иван, так и оставшийся покорно рядом с Германом. – Иван знает.
Каким чудом выскочило у него в памяти слово «клад»?
– ?Покажешь?
– ?Показет, показет, – закивал несчастный. – Иван знает.
Вместе с бойцами он ушел в дом. Хозяин пытался угрожать, но Леха Журавель, несильно, почти ласково двинул ему по печени, и Сосланбек смолк, согнувшись пополам.
Переводчица между тем не сдавалась.
– ?У этого человека большая семья, – вновь обратилась она к Герману. – Нельзя выкинуть их на улицу.
– ?Эти женщины, – зло заговорил Герман, словно откусывая через паузу каждое слово, – держали в доме раба. Вы видите, что с ним стало. Они держали вас в яме, ждали выкупа. Носили вам баланду. Еду, пищу, – пояснил Герман, заметив, что она не понимает. – Они видели, как вас бьют, как этих солдат пытают, – он кивнул на молоденького пленного лейтенанта с отстреленными пальцами, которого кто-то из десантников поил спиртом, пока другой бинтовал ему руку. – Снимали это на видео – мы нашли в доме камеру и кассеты. Ими торгуют на базаре. И ни одна из этих женщин за вас не вступилась, не сошла с ума, не наложила на себя руки. Я сделаю, как сказал. Это не обсуждается.
– ?Дайте им вынести вещи, – попросили американцы через переводчицу. – Хоть еду и одежду.
– ?А знаете, как они над русскими издевались до нашего прихода? – не выдержал Жека Синицын. – Геноцид в натуре! Думаете, русским дали взять еду и одежду? Выкидывали из домов, в чем стояли, и это еще в лучшем случае, многих просто поубивали.
Переводчица изложила его слова американцам.
– ?Мы не будем опускаться до их уровня, – вставил Герман, не давая им ответить. – Еду и одежду пусть возьмут, сейчас только обыск закончим.
Бойцы тем временем вынесли из дома трофеи. Улов оказался богат: доллары, золотые украшения, взрывчатка, оружие, патроны.
– ?Молодец, Иван! – похвалил Герман. – Доллары пересчитайте, разделите на части, чтоб побыстрее. Все грузите, сворачиваемся. Связь есть? Передайте на базу: отходим. Еще рабов нашли? Зинданы? Все дома с зинданами минируйте и взрывайте. – И он добавил, как Глеб Жеглов: – Я сказал.
Золото и боеприпасы они сдали в комендатуру в Грозном, доллары – около миллиона! – оставили себе. На общем собрании было решено не делить деньги на триста пятьдесят человек, только семьям убитых в том бою да тяжелораненым выделили по пятнадцать тысяч долларов. Один из комиссованных по ранению повез им эти деньги. С собой прихватил раба Ивана, устроил его к своим родным в деревне. Такую же сумму Герман с общего согласия отдал Нурии Асылмуратовой в железнодорожном поселке Катаяма под Грозным.
Остальные деньги оставили в кассе батальона и пустили на закупку приборов ночного видения и других полезных вещей. Взять хоть переносные зенитные ракеты – ПЗРК. Правда, авиации у чеченских боевиков нет, зато автомобили есть. По машинам в горах эти ракеты отлично бьют. А поди допросись! На складе есть, но пехоте, даже моторизованной, не выдают. Не положено. Зато за деньги все купить можно.
За спасение американских журналистов Герману впоследствии дали орден. Американский орден «Легион почета». За спасение российских военнослужащих – ничего. Еще пришлось доказывать, что они не сдались сами, хотя всем было известно, что они попали в плен по вине одного из старших офицеров, который не то послал их на верную гибель, не то продал чеченцам.
Ему до смерти надоела эта бездарная война. Учась в институте после Афганистана, Герман начал интересоваться военной историей, прочел много книг. Как ни удивительно, больше всего чеченская кампания напоминала ему советско-финскую войну 1939 года, когда крошечные отряды финских егерей- лыжников дробили и рвали на части огромную военную махину, застрявшую на Карельском перешейке, подобно тому, как воробьи расклевывают хлебную горбушку.
То же самое Герман наблюдал и в Чечне. Время другое, условия другие, климат другой, рельеф местности совсем другой, враг, можно сказать, другой расы, а сходство велико. Опять русские положились на грубую силу. А мелкие мобильные банды боевиков трепали ее безжалостно, уничтожая и технику, и личный состав. Но командование по старинке бессмысленно бросало в топку все новые и новые части.
Так продолжалось до августа 1996 года. Герман не раз выступал на разного рода военных совещаниях и говорил, что боевики войдут в Грозный в районе поселка Черноречье – однажды они уже сделали это в марте, – разрежут город надвое и блокируют подразделения российской армии. Так и случилось. Понеся огромные потери в живой силе и технике, российское командование согласилось на переговоры, после чего в Хасавюрте были подписаны мирные соглашения, и Герман смог демобилизоваться.
Глава 7
С квартирой его надули. Выдали сертификат, оказавшийся красивой, но никчемной бумажкой.
