последнему череп и застряв в его голове. Тот, кому стрела попала в шею, дернулся пару раз, другой умер моментально.
Пока гоп-компания ошарашенно смотрела на своих мертвых дружков, Хона, прекрасно видевшая, чья это работа, бросилась ко мне и, прижавшись, спряталась за спиной. Странно, я не почувствовал, что она трясется от страха, хотя видел ее лицо, когда она бежала ко мне, – оно было просто перекошено ужасом. Повернувшись, я понял, что ее не просто трясет – она, похоже, вообще конвульсивно дергалась, а мне это не передавалось. Да, прав был тот тип (принципиально не называю его богом): придется основательно привыкать к своему новому телу. Особенно рассчитывать силу, которой, по-видимому, стало еще больше.
В это время солдаты (хотя, какие они на фиг солдаты? Настоящие разбойники!) обратили, наконец, внимание на того, за кем спряталась девушка, и увиденное им совершенно не понравилось. Еще бы! Усиливая их впечатление, я осклабился улыбкой полного психа, которому нравится убивать. К сожалению, получилось это не слишком удачно, видимо, рожей я до убийцы не дотягивал.
Видя, что первое впечатление проходит, я заговорил:
– Уходите-ка, ребята, по-хорошему. Здесь деревня не слишком богатая, так что потеряете намного больше, чем найдете.
Вперед выехал какой-то кретин. На вид я ему дал лет двадцать, но к его физиономии уже намертво приросла маска непрошибаемого самодовольства, поскольку интеллектом, по-видимому, он тоже не особо отличался. Зато выглядел намного эффектнее других. Доспех на нем был добротный, конь – по нашим меркам, настоящий монстр. По каким-то неведомым мне законам, здешние животные размерами были такими же, как на земле, а чаще – гораздо больше, хотя, конечно, попадались и экземплярчики поменьше, но эти исключения только доказывали общее правило. Кретин, увидев, что я восхищенно разглядываю его коня, немного погарцевал, чтобы я понял, насколько это сильная лошадь. Я видел, как ее мышцы при движении бугрились, перекатывались, такая «махина» неделю проскачет и не устанет, знай только поить не забывай. Да-а, от такого коня я бы не отказался.
Судя по всему, животное своего хозяина очень не любило. Прогарцевал он совсем чуть-чуть, а потом был сброшен на землю и чуть не затоптан своим скакуном. Пока «благородный» идиот поднимался с земли, его язык выдавал такую похабщину, что я даже восхитился лингвистической виртуозностью, но вот суть мне совершенно не понравилась. Как я понял, жеребец попался с характером и уже бог знает какой раз скинул своего седока, последнему это очень надоело и он решил: раз не может подчинить себе это животное, то пусть тогда оно не достанется никому. Такого коня на растерзание? Ну уж хрен вам! – подумал я. Свистнув, протянул руку к жеребцу. Тот сначала недоуменно покосился на меня, а затем, смешно прядая ушами, начал медленно приближаться ко мне, сразу забыв о своем хозяине. Последний, увидев эту картину, откровенно растерялся.
Жеребец был абсолютно черного цвета, от носа и кончиков ушей до копыт и кончика хвоста, глаза были точно два черных жука, и я даже не знаю, как люди с нынешним менталитетом не приняли бедное животное за какого-нибудь адского коня, на котором ездят всадники тьмы. Но при всем этом жеребец явно был очень добрым, в глазах таилась такая неподдельная грусть, что при взгляде в них комок подступал к горлу. Видимо, кроме грубости и боли, он от своего хозяина больше ничего не знал, именно по этой причине так медленно и опасливо подходил к моей руке.
Помня, что пока еще не владею своей чувствительностью, я напрягся и постарался просчитывать каждое свое движение, чтобы – не дай бог! – не испугать бедное животное. Правда, тут же понял, что поступил неправильно: пропала даже та слабая чувствительность, что была до этого. Значит, надо сделать наоборот. Поэтому я расслабился, опять, как водится, переборщив, так что закачался на месте, зато чувства в какой-то степени вернулись. Но вот конь, наконец, наклонил свою морду к моей руке и опасливо ткнулся в нее, я тут же скользнул ладонью по его могучей шее, а затем обнял свободной от оружия рукой. Животное даже замерло, похоже, его ни разу не ласкали. Поглаживая, успокаивая тихими словами, я нежно поцеловал его в ноздри. Конь удивленно фыркнул, но голову не отдернул.
В это же время командир пришел в себя, что-то злобно заорав, он бросился к оставшимся всадникам. Еще раз погладив животное по шее, я потянул его за сбрую, чтобы он зашел за ближайший дом, туда же я подтолкнул Хону, проследив, чтобы они оба скрылись из виду, я опять повернулся к всадникам. К этому времени половина разбойников спешилась и выстроилась позади командира, а лучники держали меня на прицеле и только ждали команды, которая почему-то не поступала… С их стороны было очень тактично дождаться, пока я вновь обращу на них свое внимание. В этот самый момент в деревню вбежали и остановились чуть позади меня Ярослав и Ролу. Шустро бегают… отстали лишь минуты на три-четыре. Подкрепление ничуть не охладило пыл главаря банды, так что лучник поднял лук и прицелился в меня. Но, видя, что я даже не пытаюсь как-то отреагировать, он неуверенно посмотрел на своего командира, на что тот пригрозил ему такими карами, что все сомнения стрелка тут же развеялись, и он спустил тетиву.
Ловить стрелы я научился на тренировках, причем очень хорошо. Но в своем нынешнем состоянии не был полностью уверен, поэтому, когда лучник выстрелил, я слишком напрягся. К счастью, результат превзошел мои ожидания. Мое личное время ускорилось (я назвал это 'внутренней скоростью'), причем настолько, что я увидел, как стрела вращается вокруг оси полета. Действуя на пределе своей скорости, я поднял левой рукой лук, а правой перехватил летящую стрелу, тут же ее наложил на тетиву и отправил обратно. Никто толком ничего не успел понять. В то время как все ожидали увидеть мертвым меня, стрелок вылетел из седла с пробитыми насквозь доспехами. Оперение стрелы торчало с одной стороны, а наконечник проклюнулся с другой. Приподнявшись на колени, раненый старался выдернуть ее, пока, наконец, смерть не взяла свое, и он не завалился набок. Бандиты дружно посмотрели еще на одного мертвого, так же разом перевели взгляды на командира, а затем на меня. Чтобы отбить у них охоту нападать, я демонстративно наложил на тетиву очередную стрелу, те же действия повторили Ролу и Ярослав. Противники некоторое время хмуро рассматривали нас, а затем опять обратили взоры на своего командира. У того лихорадочно блестели глаза, нервно облизывая губы, он искал выход из сложившегося положения. С одной стороны, в деревне действительно ничего не было такого, из-за чего стоило бы умирать, но с другой, приказав уходить, он может потерять уважение своих людей. Я видел, что он принял решение, и оно было явно не в мою пользу, поэтому, едва он крикнул: 'Убить этого гада!!' – я сделал так, чтобы кричать он больше никогда не смог. Воины растерянно замерли. Командир мертв, а мстить за него ни у кого особого желания не было, тем более, что непонятно, сколько их еще погибнет. Сбившись в кучу, они некоторое время посовещались, изредка кидая в мою сторону злобные взгляды. Что-то решив, от их группы отделился один всадник и, широко разведя руки в стороны, направился ко мне. Я сначала даже не понял, что это он делает. Лишь спустя пару секунд сообразил, что это мирный жест. Мол, ничего плохого делать не буду. Я тоже не так давно попробовал сделать подобный жест, знакомясь с крестьянами, но результат был совсем не мирный. Я медленно пошел навстречу, метров за пять друг от друга мы остановились, и он заговорил:
– Здравствуй, крестьянин…
– Я не крестьянин, – довольно грубо оборвал я его.
Некоторое время всадник с интересом рассматривал меня, а затем опять начал говорить:
