– Почто ж он, ирод, с Ксенькой Шалфиркиной валандается… Почто ж он, пес… Била я его и всегда буду бить! Никто мне не указ.
– А не клепай-ка! Казачка Шалфиркина – добрая казачка. О том все ведают в Черкасске. За оговор мы бьем плетьми нещадно.
– Фить-ти! Атаман выскочил, нашелся! Вот, на тебе! – И сплюнула на землю.
Серьга сказал:
– Вот бог послал мне ягодку.
Татьянка залилась слезами и побрела на улицу. И всем стало жалко такую терпеливую девчонку. У Ваньки Чирия даже слеза скатилась по щеке.
– Да я ей, – кричала бешеная Марья, – уши до пяток оттяну, а нет, завтра же продам, как курицу, в неволю!
Татаринов выслушал непристойную ругань бабы, позвал Татьянку и спросил:
– Люба ли тебе твоя родная матушка?
Она сказала:
– Нет!
– А батюшка родимый люб?
Она сказала:
– Люб!
– А не пошла бы ты пожить в моей землянке?
– Да хоть сейчас пойду!
– А ты, Серьга, пустил бы ее к нам?
– Помилуй бог, за счастье посчитаю. Будь нам отцом!
– А люба ли тебе жинка твоя?
– Да сгинь она, сатана! Не люба!
Тогда Татаринов сказал:
– Ведите бабу в войсковую избу. Посадите под замок. Сколотим круг и разберемся, порешим, как быть.
Марью повели в войсковую избу.
Татаринов похвалил Степана за то, что его «войско» не допустило лиха в городе.
Через три дня в Черкасске-городе сколотили войсковой круг. И круг приговорил:
– Бить Марью Зарубину, оговорившую Ксению Шалфиркину. Бить истязательницу дитяти плетьми на майдане жестоко. Быть Марье отныне безмужней и в список о том поставить накрепко. И стоять ей у столба привязанной, в позоре, ровно три дня.
И били Марью на майдане по приговору войска. Каялась баба, да было поздно.
Казак Серьга Зарубин женился на другой. А Татьянка стала жить у атамана Татаринова. Варвара была ей милее матери родной.
Похвала атамана Татаринова запала в душу «атамана» Степана Разина. Такой похвалы он, правда, не ожидал и потому почитал ее выше всего. И «войско» хвалило Степана. Татьянку Зарубину казачьи женки стали жалеть и не могли нарадоваться ею. А на Марью Зарубину добрые люди и глядеть не хотели. Все сторонились. И говорили многие, что Марья после того стала приходить по ночам на берег Дона и выла с причитаниями, не находя себе покоя.
Захотелось тогда атаману «войска» малого, Степану Разину, обучить своих сверстников такому делу, чтобы во всем и везде быть верными всему войску, всем казакам и атаману Татаринову.
Пришел он в войсковую избу и говорит Татаринову:
– Нам, атаман, негоже уже ходить по улицам с пустыми руками, без сабель, без воинского дела.
Татаринов смеялся.
– Нам-то пора бы уже, – говорил Степан, – рубить татарина, колоть турка… в походы ходить. Войско у нас готовое.
Атаман сказал старикам, сидевшим на длинных лавках:
– Слыхали? Видали? Подмога к нам пришла!
Старики, пригладив бороды, молча кивнули головами.
Татаринов спросил Степана:
– А велико ли числом ваше войско?
Степан сказал:
– У нас-то всего два атамана: Кондрат Кропива да я, два есаула. Всех казаков – сто сорок! Да только у нас казна пустовата. Нет сабель, нет пороху, нет и свинца. И стругов походных нету.
Татаринов опять глянул на стариков.
