– Две тысячи коней дадим…
– А кони где? – живо спросил Татаринов.
– Коней пригоним скоро.
– Людей давайте нам!
– Йох! Нет.
– А туркам помогать не станете?
– Не станем. Шерть наша будет крепкая.
– А пятки нам не станете рубить[59] своими саблями?
– Не станем! На это дадим шерть особую. Мы все будем стоять под царской высокой рукой, а вы нас не громите.
Старой им заявил:
– Громить не будем. Пойдите, мурзы, через Дон бесстрашно. От нас вам никакой помехи не будет, а помощь вам будет всегда, сколько вам надобно. Будьте верны царской власти, а кочевать – кочуйте где хотите: на старых местах, на новых, под Астраханью и под Азовом. В том походный атаман Татаринов от войска даст вам руку. Только будьте верны царской власти.
– Ну что ж, – подтвердил Татаринов, – дам от войска руку!.. Гриша, запиши: «Касай-мурза, Окинбет- мурза, Чабан-мурза, Каземрат-мурза, Оллуват-мурза дают клятву: с тыла на казаков не нападать, туркам не помогать, городки русские не грабить, а как возьмем Азов-крепость – крепко стоять под государевой рукой; служить царю верой и правдой. А мы, казаки, обещаем мурзам: пусть без страха пасут коней и всякий скот под Кальмиусом, Миусом, Астраханью и на Дону, в степях. Шкоды от нас и всякой зацепки не будет. Аманатов прислать вскоре; две тысячи коней добрых дать немедля».
Мурзы в знак верности целовали сабли, приставляли их к горлу, прикладывали руку к бумаге, составленной Нечаевым… Когда все было сделано, Татаринов заявил:
– Ну, стало быть, без страха езжайте… Гей-гуляй!
Мурзы поспешно вышли из кибитки.
– Добро, – сказал Татаринов, – мешать мы им не будем. И кони нам нужны. И вести эти добрые… А крепость все ж сильна. Голыми руками не взять. Призвали б мне подкопщика, Ваньку Арадова. Куда он, черт, подевался?
…Вскоре – какими путями он только пробрался?! – пришел к кибитке из Черкасска обтрепанный человек в лаптях, с жидкой спутанной бородкой. Руки у него тряслись, шапка рваная прыгала в руках.
– Кто ты? – спросил удивленно Татаринов. – Откуда и куда бредешь?
– К тебе бреду, храбрый атаман. Дело меня к тебе погнало.
– Да почто ж ты явился не в урочный час? Видишь: кругом земля горит и ночь стоит.
– Да, атаман, сказать по правде… – замялся человечек.
– Скажи! Недоброе слушать не стану.
– Скажу все доброе, недоброе себе оставлю.
– А ты, брат, хитер, как осетер, я вижу. Все молви – и недоброе не таи.
– Я – царский холоп, купчишка Облезов Василий, из Москвы. Слыхал?
Татаринов обошел вокруг мужика. Черкашенин приподнялся, а дьяк Нечаев удивленно почесал пером за ухом.
– Купчина? Эк, какое диво! Слыхал я о тебе. Большими делами торговыми в Москве ворочаешь. А брат твой – в приказе Посольском дьяком чернит бумаги, дела немалые ворочает… Почто ж явился ты в порванных лаптях? Беда пригнала?
– Азов возьмете?
– А ты не веришь? – смеясь спросил Татаринов.
– Если бы не верил, то не пришел бы ночью. – Облезов тоже засмеялся.
– Купчина верит атаманам! – расхохотался Татаринов. – Вот те дела донские!.. А как ты думаешь, Алеша? Можно ли верить купцу?
– Облезову поверить надобно, – сказал серьезно Старой.
– А ты, дед, какие мысли держишь? – спросил атаман.
– Верить ему нельзя! – ответил решительно Черкашенин.
– А я вот, – возразил Татаринов, – так поверю. Я мысли его все насквозь прочитал. Облезов хочет, чтоб казаки Азов забрали, создали б вольный город, а они б, купцы, торговлишку вели беспошлинно!.. Верно ли сказал, купец?
Облезов глубоко вздохнул, перекрестился.
– Всю истину ты угадал!.. За этим и пришел я.
– А будет ли от вас какая помощь для взятия Азова? – спросил Татаринов.
– Всем, чем богаты, атаман: деньгами, сукнами, а хочешь – хлебом.
– Сейчас нам порох всего нужнее. Но и то нам надобно, что ты сказал. Езжай в Черкасск и всем купцам скажи, чтоб они дали нам все, что войску надобно. Ну, гей-гуляй! Не мешкай! Бью по рукам!.. Земля горит –
