сравнению с тем, что он слышит сейчас.
– Человеческий организм, – продолжал профессор, – еще никогда не встречался с подобным вирусом и поэтому еще не успел создать против него защитных приспособлений, которые он выработал за тысячелетия своего существования против всех микробов. Для развития вируса в человеческом организме нет преград и против токсинов вируса нет противоядий.
В комнате раздался легкий звонок. Над одним из термостатов тревожно замигала сигнальная лампа.
– Что-то случилось с регулятором, – профессор поднялся со стула и взглянул на термометр, – так и есть, температура упала на две десятых градуса. Нужно срочно переставить ампулы с вирусом в другой термостат. Помогите мне!
Последняя фраза из прерванной лекции крепко засела в голове доктора Крейде: «Против вируса нет противоядий»… Протянутая к дверке термостата рука отдернулась назад.
– Не беспокойтесь, – усмехнулся профессор, – сейчас вы в полной безопасности, вас защищают маска и перчатки. Притом, здесь стоят слабые разводки. Все свои качества вирус получает только при окончательном созревании, которое длится в течение тринадцати суток, вот почему я дал вирусу этот номер. Это созревание производится для безопасности в запаянных ампулах вот в этом, герметически закрытом термостате. Правда, можно заразиться и слабой разводкой, но тогда болезнь проходит без осложнений.
Ампулы переставили. Профессор вернулся на свой табурет у микроскопа.
– Так, на чем мы остановились?
– На том, что у человека против вируса нет зашиты, и против токсинов его нет противоядий, – подсказал доктор Крейде, которому очень запомнилась эта фраза.
– Да… нет противоядий…
Профессор замолчал и долго задумчиво смотрел на кафельную стену лаборатории. Газовые лампы освещали его дрожащим красноватым светом, похожим на зарево начинающегося пожара.
За завтраком
Прошла неделя.
Доктор Крейде уже освоился со своими новыми обязанностями. Правда, у него все еще вздрагивали коленки, когда он открывал массивную дверку черного кубического термостата, где происходило окончательное созревание вируса «В-13». Но с остальными делами он справлялся довольно успешно.
Работы было много. Культивация вируса в основном уже закончилась, но сейчас профессор добивался наивысшей концентрации вируса при наименьшем объеме ампулы. Приходилось искать новые, более питательные среды, ставить новые опыты. Вирус капризничал, действие его менялось; больного, которому привили последнюю разводку, пришлось сразу же отправить в сумасшедший дом.
Профессор нервничал и целыми днями не вылезал из лаборатории. Доктор Крейде – тоже.
Сегодня был особенно трудный день. Только что закончилась культивация трех новых разводок, поставленных полмесяца тому назад. Требовалось срочно приготовить три препарата для исследования вируса в электронном микроскопе.
Окна лаборатории, затянутые плотными шторами, не пропускали дневного света, – вирус плохо развивался при солнечном освещении, – профессор и его помощник, занятые работой, давно уже потеряли представление о времени.
Даже звяканье железного дверного затвора не привлекло их внимания.
– Доброе утро! – вдруг услыхал доктор Крейде женский голос. Он с недоумением посмотрел в сторону профессора и только потом повернулся к дверям.
На пороге стояла фрейлейн Морге без халата и даже без маски. Маска висела у нее на мизинце, и она покачивала ею из стороны в сторону, как сумочкой. – Эльза! Ты с ума сошла?! – закричал профессор. – Сию минуту надень маску. Ты же можешь заразиться.
– Это не так страшно, папа. Пока ваш вирус немногим опаснее кори… Доброе утро, доктор Крейде.
– Доброе утро, фрейлейн… Но, подождите… почему же утро?
– Очень просто. Вы оба не вылезаете отсюда со вчерашнего дня.
Профессор Морге и доктор Крейде с бессмысленным видом уставились на часы.
– Вы оба не ужинали и не завтракали. Бросьте ваш вирус, пойдемте в столовую. – приготовила кофе.
– Но ты наденешь маску или нет?! – возмутился профессор.
– Я уже пробовала ее надеть, – ответила дочь. – Но когда я увидела себя в зеркале, то решила, что у меня в маске очень смешной вид. Мне не хотелось, чтобы доктор Крейде видел меня в ней.
– Сумасшедшая девчонка, – проворчал профессор, выключая трансформатор электронного микроскопа. Пойдемте, доктор Крейде.
Служитель захлопнул за ними тяжелую дверь, помог снять халаты и предупредил: – Прошу закрыть глаза.
Раздалось гудение зуммера, и по углам комнаты вспыхнули кварцевые лампы, заливая присутствующих мощными потоками бактерицидных ультрафиолетовых лучей, Через несколько секунд лампы погасли, и только тогда открылись выходные двери.
Завтракали втроем. Фрейлейн Морге отослала человека, прислуживающего за столом, и принялась хозяйничать сама.
– Из уважения к нашему редкому гостю, – объяснила она, наливая доктору Крейде большую рюмку коньяка.
Доктор Крейде поблагодарил, – он на самом деле редкий гость, к завтраку его пригласили в первый раз.
Он не пил крепких вин, у него больной желудок, но здесь он счел неудобным отказаться. Крепкая жидкость обожгла ему горло, он закашлялся и поспешно закусил сыром.
Профессор Морге наклонился над столом и сосредоточенно смотрел в тарелку, как будто перед ним все светился экран микроскопа. Повертев в руках чайную ложку, он полез ею в вазочку с икрой.
– Отец сегодня более рассеян, чем обычно, – заметила фрейлейн Морге. Она отобрала у профессора ложку, сама сделала ему бутерброды, налила кофе и отодвинула подальше горячий кофейник.
Прихлебывая душистый кофе, доктор Крейде украдкой поглядывал в ее сторону.
Что за женщина? Из чего она сделана, умеет ли она чувствовать так, как чувствуют обычные люди. Вот, например, сейчас она ухаживает за отцом, но на ее лице нет ни ласки, ни заботы – движения ее точны и бездушны, как движения автомата. И, вероятно, если бы ей потребовалось отрезать кому-либо голову, ну, скажем, ему, доктору Крейде, – то она сделала бы это так же спокойно и такими же точными движениями, какими она сейчас отрезает ломтик сыра…
От выпитой рюмки у доктора непривычно зашумело в голове, и он решил взглянуть на вещи более объективно.
Нужно признать – она неплохо заведует клиникой: везде порядок, персонал вышколен. Все необходимые инструменты и материалы достаются немедленно… Непонятно одно – где она берет людей для опытов. Каким путем они попадают в клинику?..
Но тут в его сознании выплыло перекошенное лицо Шпиглера, и доктор подавился куском.
Черт возьми! Ну какое ему до этого дело. Здесь он получает в месяц больше, чем в Германии получал в год.
А на остальное наплевать. Правда, такие эксперименты на людях… это пахнет уголовщиной. Но при случае он может заявить, что работал простым лаборантом, выполнял задания профессора… А лучше всего заблаговременно подкопить денег и…
Профессор Морге резко звякнул чашкой о блюдце.
– Эльза, – сказал он ворчливо, – у нас убежал больной?
– Да, папа. Это еще на прошлой неделе.
