Он бросил охапку сучьев в потухающий костер, достал из полевой сумки лист бумаги и развернул его.
Карта была нарисована карандашом на четырех склеенных вместе блокнотных листках. Грубые, сделанные по памяти наброски. Болота, горные высотки, речки – приблизительный маршрут их трудного пути. А вот, в устье маленькой, еще никем не названной речонки, крестик. Простой крестик, сделанный карандашом, и возле него несколько слов.
Маленький крестик делал эту грубую самодельную карту бесценной.
Счастливая находка! Обидно думать, что она опять на многие-многие годы может затеряться в тайге.
Он потянулся к рюкзаку, вытащил алюминиевую фляжку и поболтал ею возле уха. Конечно, она пуста!
Последний остаток коньяка – один глоток – выпили еще вчера. Жаль, этот глоток так хороню было бы сделать сейчас.
Неужели они не донесут его открытия до людей?
Он опустил фляжку на развернутую карту. Неведомо почему, вдруг вспомнилась одна, читанная еще в далекой юности книга. Трудно было понять, почему вспомнилась именно эта... В недоумении посмотрел на фляжку, на карту... и сообразил. И тут же усмехнулся.
Однако как ни наивна показалась на первый взгляд мысль, она упорно возвращалась к нему снова и снова, толкая на такой же наивный, мальчишеский поступок.
Впрочем, колебался он недолго...
Затем прилег у костра, уже сквозь сон смущенно улыбнулся. Уснул сразу и крепко. Не слышал, как обшарили его сумку, как вытащили из кармана пистолет, заряженный последним патроном.
Проснулся как от толчка.
– Не шевелитесь, Вихорев!
Прямо в лицо ему зло смотрел черный глазок пистолета.
– Не шевелитесь! – повторил Грачев. – Иначе я убью вас прежде, чем отвечу на ваши вопросы.
Холодный утренний свет падал на его лицо, заросшее грубой тетиной. Губы вздрагивали. Глаза воспаленно поблескивали.
– Вы больны, Грачев, – спокойно сказал Вихорев, – Уберите пистолет.
– Да я болен, – ответил Грачев, – но я жив. А вы уже мертвец, Вихорев. Я убил бы вас сонного, и вы были бы сейчас настоящим мертвецом. Но мне нужна карта. Я ее не нашел. Где она?
Вихорев молчал. Не шевелился. Только внимательно, в упор разглядывал Грачева.
– Что вы так смотрите, Вихорев? Удивлены?.. Да, я провел вас. Ведь вам до последних дней не приходило в голову, что ваш заместитель геолог Грачев не тот, за кого вы его принимаете. Вы считали, что я помогаю вам, вашей проклятой стране разыскивать уран... Вы не догадывались, что у меня могли быть и другие намерения? Вы только недавно начали догадываться и заставили меня поторопиться, – он усмехнулся и потряс блокнотом. – 'Роковые случайности... расстроенные нерьы...' Да, это я, я столкнул с обрыва Сушковa и Селиверстова и утопил радиостанцию, чтобы никто не знал, что мы нашли и где искать нас самих... Я пока щадил вас, теперь и вы мне не нужны. До реки недалеко, я доберусь и один, и через два дня буду в поселке Таежном. А вы останетесь здесь, на берегу этого безвестного озера. Я спрячу ваш труп, и никто никогда не разыщет могилу известного геолога Вихорева.
Грачев облизнул запекшиеся губы. Пистолет нервно подрагивал в его руке.
– Если бы я нашел карту, я бы убил вас во сне топором. Теперь мне придется истратить последний патрон. Где карта?
Вихорев продолжал неотрывно смотреть Грачеву в глаза.
– Да... – сказал он медленно, – теперь я понял. Вы провели меня. Это моя вина, и мне за нее рассчитываться. Быть убитым вами – плохой конец. Но значит я его заслужил. Все же мне хочется сказать вам, Грачев, что вы и не подозреваете, какой вы дурак! И те, кто подослал вас сюда, как ядовитую змею, тоже не умнее.
– Хватит!.. Где карта?
– Ищите!.. Вы убьете меня, обшарите мои карманы, и вы ничего не найдете. Карту найдут другие – не вы! Я тоже провел вас, Грачев. Стреляйте, вы дурак и подлец...
Сидя на берегу озера, Грачев долго мыл руки. Вода казалась нестерпимо холодной – до боли. Кровь бешено стучала в висках. Мысли неслись, обгоняя одна другую.
Как плохо он себя чувствует!.. Знобит... мелкая холодная дрожь катится по спине. Нужно, спешить, иначе он разболеется совсем и не сможет выбраться из этого проклятого провала.
Грачев осмотрел руки.
Опять зачерпнул со дна горсть крупного песку и вместе с песком небольшой камешек, величиною с голубиное яйцо.
Камешек оказался неожиданно тяжелым.
Луч утреннего солнца скользнул над гребнем утеса и отразился в воде. Неровная грань камешка желтовато блеснула.
Несколько секунд Грачев смотрел на желтый тяжелый кусочек. Потом запустил сразу обе руки в песок и вытащил еще несколько таких же кусочков разного веса и величины.
– Золото! – завопил он. – Золото!
Руки его тряслись, самородки тупо постукивали, перекатываясь по ладони. Он бросил их на берег и кинулся в воду.
Фуражка его упала, ее унесло течением, он даже не заметил.
Что-то бормоча себе под нос, по пояс в воде, он торопливо шарил по дну и выбрасывал на береговой песок пригоршни обломков кварца, перемешанных с золотыми самородками.
Грачев забыл, что он болен, потерял всякое представление о том, где он и сколько времени возится в воде.
Наконец, мокрый и взъерошенный он выскочил на берег, упал на грудку самородков и, обнимая их руками, дико и радостно закричал: – Золото... сколько золота!.. Теперь я богат, я все могу купить, все!.. Это мое золото... я его нашел, оно мое... Мое! Кто посмеет его у меня отнять? Кто?
Он вскочил, кинулся к костру и схватил топор.
– Кто?.. Убью!
Яд клещевого энцефалита уже начал свое разрушительное дело. Разум выключился, уступив место буйному возбуждению.
Золотой туман застилал глаза. Грачев уже плохо соображал, что делает.
Выбросив из рюкзака все мясо, он наполнил его доверху... и не смог поднять. Пришлось высыпать почти все, он плакал от жадности – в мешке осталось так мало, совсем мало золота! И только тогда он сумел дотащить его до веревки. Привязав конец веревки к мешку, Грачев вернулся к озеру и набил карманы самородками.
В карманы золота вошло много. Кое-как передвигая ноги, он вернулся к веревке и начал подниматься по деревянным перекладинам.
Грачев с трудом подтягивался на руках, перебираясь со ступеньки на ступеньку.
Он уже поднялся метров на пять, когда веревка нe выдержав двойного груза, –человека и золота – оборвалась.
Он упал.
Но он не убился. Он только сломал себе ногу.
Он не умер от клещевого энцефалита. Но болезнь не прошла для него бесследно.
Часть первая
ЗАГАДКА
