сооружение.
Зина смешалась, положила свою плиту и собиралась закрыть макет шубой.
– Подождите, – остановил ее Липатов. – Что это такое?
Самое трудное было начать объяснения. Пока она раздумывала, Липатов успел прочитать надпись на фасаде.
– 'Санаторий 'Золотое озеро'...
– Объясните, пожалуйста, для чего вы сделали эту игрушку?
Пришлось отвечать.
Вначале Зина стеснялась. Но Липатов слушал внимательно и серьезно, даже очень серьезно. Правда, под конец рассказа на лице его появилось странное выражение.
Она не понимала этого выражения, но во всяком случае это была не насмешка, а Зина боялась только ее.
Наконец она сказала все, что, по ее мнению, можно было рассказать, и с некоторым беспокойством ждала суждения Липатова.
Липатов молчал.
Зина чувствовала себя, как молодая дебютантка, которая только что исполнила заключительную арию и сейчас за опущенным занавесом стоит и прислушивается с трепетом к напряженному молчанию в зрительном зале, ожидая, что сейчас услышит, – свистки или аплодисменты.
– Ну, вот вы, – начала она, нарушая эту тягостную паузу, – если бы вы были членом комиссии, принимающей мой проект, как бы вы оценили его?
Липатов продолжал смотреть на Зину.
– Скажите, – медленно начал он, – чем вы делали этот макет? Где ваши инструменты?
Зина показала ему свой охотничий нож, долото из обломка огнива, костяное шило.
– Но ведь вам нужно было делать наброски, – продолжал вопросы Липатов.
Она вытащила чертежную плиту и кусок шифера.
– Я работала целую зиму, – пояснила она.
– А когда же вы рубили дрова?
– Днем.
– А макет?
– А макет я делала вечерами.
То, что Липатов не ответил на ее вопрос, Зина истолковала в худую сторону.
– Наверное, вы считаете меня не совсем нормальной: попав в положение Робинзона, я не нашла других дел, как проектировать какой-то фантастический санаторий?
Липатов улыбнулся и кивнул головой.
– Так я и знала, – огорчилась она.
– Конечно, вы отличаетесь от Робинзона своими поступками, – продолжал Липатов, уже серьезно и задумчиво глядя на Зину. – Робинзон – это был самый нормальный человек. Все его поступки логичны с точки зрения здравого смысла. Он старался только выжить и благоустроиться, насколько это было возможно. – Липатов сделал паузу. – Ваш санаторий – это не лодка Робинзона. В этом ваше главное отличие.
Зина, наконец, начала понимать.
– А проект? – спросила она.
Липатов заложил руки за голову и уставился в поголок.
– Я бы лично дал ему самую высокую оценку и избавил бы вас от защиты.
– Почему?
– Для меня вы уже защитили его.
Утро было теплое, солнечное. Чай решили пить возле костра. Липатов двигался почти свободно, без усилий.
Зина не удивлялась такому быстрому выздоровлению, зная по себе могучее целебное действие воздуха в провале и озерной воды. В городской больнице Липатову, вероятно, пришлось бы пролежать с такими ушибами не менее двух недель.
Желая быть чем-то полезным, он решил после завтрака вымыть посуду, захватил сразу оба котелка, но тут же опустил на песок.
– Вот черт!.. Простите меня, – извинился Липатов, – но я что-то здорово ослаб. Не мог удержать в руке пустой котелок.
– Это не потому, что вы ослабли. Вы взяли котелок за край, а так его поднять трудно. Он очень тяжелый.
– Утешаете?
– Совсем нет. Взгляните как следует, котелок же золотой.
Липатов с недоверием осмотрел котелок, поцарапал его пальцами и озадаченно уставился на Зину.
– На самом деле, – сказал он. – Где вы его взяли?
Зине не хотелось рассказывать, каким образом стала она обладательницей золотой посуды. Ответила уклончиво.
– Достался в наследство.
– Здорово! – Липатов прикинул котелок на руке, – В нем добрых два кило. И тот котелок тоже золотой?
– Тоже.
– Да вы понимаете, сколько они могут стоить?
– Приблизительно. Во всяком случае не больше сотни тысяч рублей.
– Вам этого мало?
– Знаете, – сказала Зина, – дайте мне килограмм соли, и я отдам вам оба эти котелка.
– Вот как? У вас так много золота?
– Много.
– Сколько – много?.. Сто килограмм?
– Больше. Точно не могу сказать, но, кажется, несколько десятков тонн.
– Да где же оно у вас хранится?
– А вон там, в озере, – махнула Зина, – И не хранится, а лежит в воде. Просто кучей, и все... Вы мне не верите? – спросила она.
– Почему так думаете?
– Но вы улыбаетесь... Конечно, не верите. Вот погодите, когда поправитесь, повезу вас на ту сторону и покажу.
– Я вам верю, – сказал Липатов. Он поставил котелок возле очага. – И улыбаюсь я не потому... Вы самая необыкновенная девушка, какую я когда-либо встречал. Мне трудно поверить, что вы существуете на самом деле, – пошутил он. – Посудите сами, я спрыгиваю с самолета, разбиваюсь, тону в озере, прощаясь с жизнью, вдруг оживаю в каком-то новом, сказочном мире. И вы кажетесь мне принцессой этой заколдованной страны... Хотите, я стану Шехерезадой, и расскажу вам сказку из тысячи второй ночи.
– Хочу, конечно! – улыбнулась Зина.
После десяти месяцев одиночества ей так приятно было говорить с Липатовым, слушать его голос, следить за течением его мысли, отвечать на его шутки.
– Но берегитесь, – добавила она. – Если вы Шехерезада, то я великий султан и могу отрубить вам голову за плохую сказку.
Зина присела на колоду возле очага. Липатов опустился рядом. Бросил в очаг горсть сухой хвои. Она затрещала и вспыхнула, как порох.
– В некотором царстве, в некотором государстве, – начал Липатов, следя, как белый клуб дыма расплывается в воздухе, – жил был Принц-неудачник. Чем-то прогневил он могущественную волшебницу Судьбу. Всю жизнь она преследовала его несчастиями и не давала ему ни покоя, ни отдыха... – Липатов с треском сломал сухую ветку и бросил ее в огонь. – И вот, спасаясь от злой волшебницы, сел Принц на ковер-самолет и полетел в неизведанные края. Но Судьба не оставила его в покое, послала вслед ему бурю,
