Князь поднялся, даже вотолу набросил на плечи, но дальше шатра не пошел…
«Что я скажу ей? – остановил он себя. – С чего начну разговор? С безысходности, в которой она очутилась, с правды, которую рано или поздно должен сказать? Но правда убьет девушку. Могу ли после этого говорить о любви и о своем желании сделать ее счастливой?.. А сказать должен сейчас. Там, в Черне, пожалуй, не до Миловиды будет, там, может, он не успеет оглянуться, как ее след простынет».
И хотел, и не решался подойти к шатру вывезенной из плена девушки. Правда, ночь не такая уж и поздняя, однако девушка столько недосыпала, столько натерпелась страха за те тревожные дни. Недаром же плескалась в озере, пользуясь тем, что рядом ни души.
Чтобы не быть в одиночестве, князь подошел к страже.
– Кто? – спросили неожиданно и не там, где ожидал.
– Князь. Сторожишь?
– Да. Ночь словно воронье крыло, ничего не видно. Нужно смотреть и смотреть в оба.
– Сторожите. Земля эта хоть и наша, все же незаселенная. И тати, и ромеи могут появиться.
– Для того и костры загасили, княже. Чтобы не привлекли никого.
Волот помолчал и уже тогда, когда собрался идти, сказал сторожевому:
– Снова дождь, наверное, будет. Совсем обложило небо.
Возле шатра Миловиды остановился и прислушался. Спит, наверное, – ни звука, ни ползвука из ее походного жилища.
«Разве позвать? Имею ли право делать так, как хочу?»
Сделал шаг, другой и отвернул полог.
– Миловидка! Эй, Миловидка, слышишь?
Молчание. Прислушался – и уловил негромкое, спокойное дыхание.
Спит. Представил себе, какая она там, за пологом темноты, на расстоянии шага, может, полутора от него, и задохнулся, крепче, чем до сих пор, стиснул полог в руке. Однако не сдернул и не отбросил его как ненужную преграду.
«Я не соблазнитель какой-нибудь!» – одернул он себя, резко повернулся и пошел к своему шатру.
Отбросил вотолу в сторону, одетым рухнул на постель. Долго ли так пролежал, сдерживая свое желание-муку, не помнит. Наверное, долго, потому что, засыпая, уже не сомневался: не сегодня, так завтра, а будет, как захочет. Спал крепко и не сразу услышал, что из-за гор налетела буря, затрепетал шатер. Вскочил, увидел несущиеся по небу черные тучи, как полоснула синим светом молния и ударил с треском отдавшийся многоголосым эхом гром. А вслед за ним ударил по шатру густой и шквальный дождь.
Не успел Волот понять, что происходит кругом, снова полыхнула молния, осветив лиман и лодью в лимане. Снова потряс землю сильный – казалось, совсем рядом ударило – гром.
– О, боженька! – послышался женский голос, и князь сразу догадался, кто кричит. Кроме Миловиды, девушек здесь не было.
Он бросился к выходу, но сразу возвратился назад, нащупывая в потемках вотолу. А молнии, казалось, не угасали, они кромсали небо за неплотной стеной шатра вдоль и поперек, и каждая сопровождалась ударом грома, временами отдаленным, а временами близким и раскатистым.
Выскочив из шатра, Волот натолкнулся на стену ливня и одновременно на еще более отчаянный девичий крик…
– Миловида! – Князь рванул полог и очутился рядом со съежившейся, зовущей на помощь девушкой. – Что с тобой, Миловида?
Словно напуганная коршуном голубка, бросилась она к князю, обхватила руками крепкую его шею, прижалась и заплакала. Была горячая от сна и такая трепетно-доверчивая, такая близкая, что князь задрожал обессилевшим от сладостной истомы телом.
– Успокойся! – утешал ее. – Скажи, почему так испугалась?
– Я боюсь, княже. Кары бога-громовика боюсь! – говорила Миловида и дрожала, словно лист на ветру. – Слышишь, как гремит… И все вокруг шатра бьет, прицеливается.
– Ну что ты! – вздохнул он с облегчением, успокаиваясь сам. – Это только кажется, что все по тебе бьет. Видишь, со мной ничего не случилось. И тебе уже ничего не будет. Успокойся.
Он обнимал и ласкал ее, словно дитя. Наконец почувствовал: мешает намокшая вотола, и сбросил ее одним махом с плеча. Сел и Миловиду устроил поудобней.
«Боже Свароже! – говорил сам себе, задыхаясь. – Она вот здесь, на руках у меня. Льнет, как намокший лист, ищет защиты».
То ли от радости, не понимая, что делает, то ли, наоборот, все понимал и пользовался случаем, – одной рукой прижимал к себе Миловиду, другой гладил, успокаивал, словно хотел убедиться, что это не привиделось…
Волот пьянел от девичьей близости, теряя власть над собой. Прижимал все крепче Миловиду к себе, купаясь лицом в ее распущенных на ночь косах, а потом, ощутив ее горячее дыхание, начал целовать.
Покорная только что девушка превратилась в дикую кошку.
– Княже?! – крикнула она, стараясь вырваться из его объятий. Не в силах сделать это, Миловида уперлась руками в лицо князя. Волот отворачивался, но объятий не ослабил. Он что-то обещал, в чем-то клялся девушке, уверенный, что она не устоит перед его княжьим словом. Ведь сулил ей не безделицу – золотые горы. Но вместо послушания и покорности получил резкий и болезненный удар в плечо.
Отпрянул и только тогда понял, что произошло. Защищаясь, Миловида натолкнулась на притороченный
