у него к поясу кинжал, выхватила и ударила в плечо, прикрытое лишь сорочкой. Боли, по крайней мере сначала, не чувствовал, но ощущал, как расплывается под рукой липкая и горячая кровь.
В свете сверкавших молний увидел, как сжалась в углу перепуганная происшедшим девушка. Она все еще держала в руках направленный на него кинжал. Желание тотчас угасло, к сердцу подступила злость и обида.
– Как ты посмела?
– А князь как посмел?
Волота передернуло. Хотел было сказать что пришло на ум в эту минуту, но опомнился и сдержал себя.
– Я же не тать и не насильник. Говорю: полюбилась мне, хочу, чтобы стала моей женой. Или, думаешь, просто так шел к Боричу, правдами и неправдами вызволял из неволи?
– Так и я же ранила не так чтоб сильно…
– Не сильно… Кровь льет, как из вепря. Накинь вотолу и пойди в мой шатер, принеси сумку кожаную. Там есть полотно, достанешь и перевяжешь мне рану.
Послушалась немедля. И непогоды, казалось, перестала бояться, а гроза откатилась за лиман, лишь молнии время от времени перечеркивали небо и освещали дорогу к шатру.
– Сними, княже, сорочку, – велела Миловида, когда приготовила полотно.
– Снимай сама. Ранила так, что и рукой не могу двинуть.
Миловида взялась за край рукава на здоровой руке князя, встала перед Волотом и осторожно сняла сорочку через голову. Раненую руку освободила последней.
Наложила на рану кусок свернутого в несколько раз полотна и попросила Волота подержать. Перевязала руку, а с рукой и плечо, и, как казалось князю, не без сочувствия…
– Что скажу завтра лодочным, послам из Волына? – допытывался у нее, и трудно было понять, упрекает ли он ее или просто смущен. – Рану нанесла, лицо исцарапала. И это за то, что спас от позора, вывез из неволи ромейской?..
– Разве князь вывез для того, чтобы спасти от одного позора, а нанести другой?
– Говорю же, полюбилась, хочу, чтобы стала мне женой.
– У князя есть жена, я видела и знаю.
Волот приумолк, задумавшись: как объяснить ей все, такой зеленой еще и чистой?
– Ты не все знаешь о княгине Малке. Когда узнаешь, будешь по-другому думать.
– По-другому нельзя, княже.
– Можно, Миловида, и нужно, – решился он сказать больше, чем хотел бы сейчас говорить. – Это правда, ты такая желанная, так мне по сердцу, как никто до сих пор не был и не будет. Но не только потому хочу взять тебя в жены. Малка не может больше рожать детей. Повредила себя, когда рожала меньшую… А ты вон какая чудо-девка. Нарожаешь мне сыновей-красавцев и станешь самой любимой из всех жен, какие есть на свете.
– Непристойные речи говорит князь.
– Почему непристойные? Словно не понимаешь, зрелая уже, не сегодня завтра сама загоришься желанием любви. Вот и стань моею. Богами нашими клянусь: будешь первой женой в Черне.
– У меня есть ладо.
– Тот, Божейко?
– Да. Мы поклялись быть в паре с ним. Там, в беде, поклялись, княже.
– А Лада? Неужели Миловидка не поняла: богиня пошла против вашего желания. Это по ее воле появились в Выпале ромеи, это она сделала так, чтобы вас разлучили. Ты сейчас на своей земле, на вольной воле, а Божейку повезли из Одеса на край света, туда, откуда уже не будет возврата.
– Как это повезли? Ведь князь говорил, ромеи не захотят ссориться с антами, ромеи пленных возвратят…
– Тогда я говорил, чтобы успокоить тебя, сейчас говорю правду.
Склонилась под тяжестью горя и не знала, что ей делать. Перечить? Кричать, что это ложь, что князь хочет обмануть ее? А откуда ей знать теперь, где правда, где ложь?
Закрыла лицо руками, склонившись на ложе. И плакала. По-детски тихо и жалобно.
Какое-то время Волот не решался заговорить, давая ей время успокоиться.
– Я потому и пришел к тебе, – сказал он, когда девушка вытерла слезы, – потому, говорю, и пришел, что верю: ты достойна быть счастливой, ты имеешь от природы все, чтобы делать счастливыми других.
– Где это счастье, княже?
– Подумай, красавица, и поймешь: счастье рядом. Не Божейко – а мне предназначена ты… Богиня Лада так решила за нас. Поэтому и говорю: приходи и будь княгиней Тивери. Я смогу дать тебе, что захочешь. А мне нужно одно – благосклонность сердца твоего.
Миловида помолчала, потом тихо произнесла:
– Ты не знаешь, княже, Божейко, не ведаешь, какая у нас с ним великая любовь. Что значат твои обещания против того, что сказали мне глаза Божейки, его ласки и любовные слова!
Слышать это было выше всяких сил. Но князь не ответил, у него хватило мудрости не принять