бы нездешнего взгляда. Кисти рук лежат на стойке свободно, пальцы жесткие, бывшие в специальной работе. Эти пальцы свободно могли порвать одежду, распороть кожу и ткани, вырвать сердце…
— Какие проблемы? Все хорошо.
— Шутите.
— Какие шутки? Отдыхаю. Отгул взял. Можно сказать, отпуск. А мы где-то встречались?
— Никогда и нигде.
— А откуда же такая уверенность?
— Не лукавьте, Юрий Иванович. Я пришел по просьбе одного очень хорошего человека. Он хочет с вами встретиться.
— Да ну? И кто же это?
— Визитки у меня с собой нет. Но поверьте, очень интересный и влиятельный человек.
— И причина?
— У вас затруднения по службе.
— Вы хоть знаете, где я служу?
— Юрий Иванович, не лукавьте. Вы милиционер. И не из последних. Дело ведете интересное. От дела этого вас отстранили сегодня утром. А может, и нет. Ведь нет?
— Вы сами-то как думаете?
Трудно сказать. Я думаю, только вы сами себя отстранить можете. Но проблемы-то останутся. Из этого дела ведь так просто не выйти. Домой возврата нет.
— Вы производите впечатление культурного человека.
— А вы не очень вежливы.
— Да. Я временами груб. Водки хотите?
— Я бы, пожалуй, выпил, а вам, пожалуй, хватит.
— Как это хватит?
— А вот так.
— А я хочу.
— Хотеть не вредно.
— Вы мне помешать, может, собираетесь?
— Нет, зачем же. Позвольте я вам поставлю.
— Ну уж нет. С утра сухарики, вечером сударики.
— Кто, простите?
Зверев заказал еще двести граммов «Смирновской». Получил фужер, наполовину наполненный, собрался выпить, но чьи-то стальные пальцы сжали ему запястье. Интим разрушился. В баре они были уже не вдвоем с вежливым знатоком восточных единоборств. Уже некто небольшого роста, в пуховике и шапочке вязаной, почти такой же, как у Гражины, и такой же отчетливый и сильный стоял от него справа. Любитель культурного диалога аккуратно ударил Зверева в солнечное сплетение, и, пока возвращалось сознание, пока перестал качаться пол, он видел, как рванулся Женя Карпов из автомашины, как потянул ствол из-под пиджака, но остановился вдруг, споткнулся, стал валиться на бок, а в это время полетели стекла в «четверочке», что цвета кофе с молоком, в которую уложили целый рожок — и конец стажерству. А потом услышал, как расстреливают за спиной тетку за кофейным автоматом, проходят внутрь в подсобку. И там выстрелы. Оглушительные и точные…
А после — парение светил и звездное небо в размывах сна.
…Зверева вывезли куда-то в пригород. Когда он очнулся на заднем сиденье БМВ, стиснутый боевиками, и скосил глаза, за окном проносилась отличная лесная дорога. Попробовал оглянуться, но ему не позволили. Примерно минут через сорок остановились. Впереди решетка ворот, возле нее пост с неизбежным «телефонистом», далее просторный двор, обманчиво простецкий дом, двухэтажный, крепкий. Определили Зверева в комнату на втором этаже. В ней диван, стол, кресло, портрет Хемингуэя на стене.
Через полчаса отвели в подвал, в сауну. Одного не оставили, вместе с ним парились те же двое, что сидели в машине. Так что ничего страшного пока не происходило. После бани, попив кваса из трех литровой банки, не вступая ни в какие переговоры со своими товарищами по ритуалу, вернулся в комнату, причем его уже не провожали до дверей. Ближе к ночи принесли ужин — холодное мясо, хлеб, некрепкий чай. Стало быть, сегодня аудиенции не предполагалось.
На новом месте засыпать трудно.
Зверев заставил себя спать ровно шесть часов и без сновидений. Он просыпался каждый раз, когда в коридоре, за дверью, неслышно проходила охрана, но едва шаги затихали, снова погружался в чуткое, но спасительное состояние. В восемь утра ему принесли завтрак: два яйца всмятку, майонез, сосиски, горчицу, блинчики с джемом и кофе. Невидимый повар знал свое дело. Яйца сварены «в мешочек», крупные, не из магазина. Сосиски отличные, не разваренные, а только опущенные в крутой кипяток на полминуты, как и положено. Блинчики гречневые, тонкие. Мастерство проверяется на самых простых вещах. Здешний повар был совсем не простым. Зверев получил после сауны халат и чистое нижнее белье. Теперь его вещи, приведенные в полный порядок, висели на разных вешалках в шкафу. Обувь сияла первозданным блеском.
«Интересно, а пистолет они тоже вычистят?» — подумал он несвоевременно. Табельного оружия и удостоверения пока не наблюдалось.
Тот, ради кого и для кого находился здесь Зверев, появился около полудня. Обычная черная «Волга» с затемненными, наверняка пуленепробиваемыми стеклами, за ней «рафик» с охраной, еще «мерседес» голубой с тремя пассажирами. «Волга» въехала прямо во двор, в гараж. Там пассажир вышел. Во дворе не появился, а значит, прямо из гаража попал в дом.
«Хорошо они тут живут, основательно».
Внизу хлопотали, видимо встречали гостя. Судя по всему, он от бани отказался. Наконец приказано было явиться пред светлые очи.
За хорошо накрытым столом сидел тот, кого Зверев видел сотни раз по телевизору, кого временами ненавидел. Временами казалось ему, что он ошибается, и тогда Зверев с опаской и надеждой смотрел ка этого государственного деятеля. Сейчас он разглядывал его с недоумением и непостижимым воодушевлением идиота.
Хозяин и гость были в просторной комнате одни. Все, что было необходимо для беседы, стояло на столе.
— Прошу, — пригласил Юрия Ивановича хозяин застолья.
— Я вообще-то плотно позавтракал.
— В наши времена излишне плотных завтраков не бывает. Прежде чем мы поговорим о делах, предлагаю закусить. Что предпочитаете?
— Когда меня брали на Моховой, не дали допить водку. Двести грамм. А между тем было уплачено.
Хозяин откровенно и непосредственно рассмеялся тем самым знакомым смехом, который не раз раздавался с экрана телевизора. Чем хуже шли дела в стране, тем непосредственней и сокровенней был смех.
— Вот хорошая водка. Не паленая!
Здесь усмехнулся уже Зверев. Застолье началось.
Такой водки он не пил в жизни. Закусил рыбой, тонкой и золотистой, стал намазывать икру на горячий калач.
— Хорошая мысль, — отметил хозяин и последовал примеру Зверева…
— А не убивать милиционеров было нельзя? Они свое откушали.
— Юрий Иванович, постарайтесь меня понять правильно. То, что я уже здесь, — риск просто редчайший. То, что мы вот сидим с вами и закусываем, — событие экстраординарное. Вы-то сами как думаете?
— Я ничего не думаю. Я жду объяснений.
— Вот. Правильно. Логично. Вы, как мне докладывали, не курите. А я подымлю слегка. Приятственно после завтрака.
