1. В Министерство прибывает весьма немного военнослужащих.
2. Еще меньше из них одеты в униформу.
3. Почти все, кто пользуется общедоступным входом, – молодые люди студенческого возраста. Они напряжены, как будто им назначена встреча.
4. Вход для сотрудников охраняется тщательнее, чем что-либо еще из виденного Натаниэлем в Нью- Августе.
5. Видимых различий между поведением мужчин и женщин не наблюдается ни среди военного персонала, ни среди молодежи.
6. Охранники не только следят за праздношатающимися, но и поддерживают с центральным переговорным постом связь, причем без использования голоса.
Какие из этого можно сделать выводы?
Несмотря на кажущееся невысоким положение военных структур в Нью-Августе, в действительности они обладали значительной властью.
Далее. Прибывающие в здание «студенты» означают одно из двух: либо военная карьера пользуется в обществе значительным уважением, либо по меньшей мере некоторая часть населения желает ее сделать. Интересно также, что большинство военных не носили формы.
Какой бы свободной Нью-Августа ни казалась со стороны, на самом деле жизнь в ней находилась под строгим контролем.
А вот насколько строгим – это предстояло выяснить.
XII
Мужчина в черном вошел в скоростной лифт и стал смотреть, как летят мимо этажи.
Майдра не скрывала своего мнения.
– После того, как в вас стреляли, неразумно отказываться от охраны. Очень неразумно.
Может, и так. Только ходить в окружении морских пехотинцев в алой форме было все равно, что поставить на плечо мигалку – мол, смотрите, я здесь.
Натаниэль улыбнулся, глядя, как фуарданский военный атташе споткнулся о собственную саблю и едва не упал на руки халстонской матриархине, степенно ехавшей в медленном потоке.
На Аккорде лифтовых шахт не было, как не было и башен-небоскребов, тянущихся от глубоких подземелий к нижним слоям облаков. При столь низкой плотности населения их строительство вылилось бы лишь в непозволительную трату энергии. Единственным городом во всей Координатуре оставалась Гармония, причем жили в ней меньше людей, чем в любой отдельно взятой башне Нью-Августы.
Спустившись в вестибюль, эколитарий принялся переходить с одной неспешно ползущей дорожки на другую, пока не очутился наконец у выхода из башни. Стены здесь отливали оранжевым.
Бодрым шагом Натаниэль проследовал к стоянке машин дипломатических представительств. Его глаза ни на миг не прекращали сканировать окружающую обстановку, уши настороженно слушали, не раздастся ли какой необычный звук.
– Лорд Уэйлер! – окликнула его молодая женщина-водитель.
– Кто прислал? – недоверчиво спросил он, не переставая оглядываться по сторонам.
– Лорд Ротоллер из Министерства коммерции. – Она указала на машину с гербом на открытой дверце.
Влезая в электромобиль, Натаниэль проверил энергетическую картину, но ничего подозрительного не обнаружил. Эколитарий опустился на чересчур мягкое сиденье, и машина бесшумно заскользила по тоннелю, связывавшему Дипломатическую башню с Имперским Министерством коммерции.
– Работаете на Коммерческое министерство как давно? – спросил он водителя.
– Два стандартных года, сэр.
– Нравится ли?
– Это часть моей учебы. Все студенты невоенных профессиональных заведений параллельно получают назначения на неполный рабочий день.
– Учитесь где?
– В Академии государственной службы.
– Любимый предмет, специальность имеете ли?
– Самой интересной принято считать теорию политики. Однако мне больше всего нравится экономическая история. – Она слегка обернулась к Натаниэлю, продолжая тем не менее краем глаза смотреть на дорогу. – Как по-вашему, что сыграло более значительную роль в возникновении Экологической Схизмы – коммерческие обстоятельства в зоне Расселины или политические ограничения, вводимые Империей?
– Интересный вопрос, – заколебался с ответом эколитарий. – Несомненно, что факторы, к Схизме приведшие, подобно как во многих конфликтах бывает, имелись многочисленные. Полагаю, забыты из них некоторые, и концентрируются современные ученые и политики на том, что представляется важным им, а не на том, что представлялось важным событий непосредственным участникам.
– Именно так считает профессор Хар-Птолемкин. Он говорит, что мы проецируем на историю наши собственные мотивации, – заметила она.
– Факторы, долженствующие учитываться, – коммерческие интересы, политические причины, личные обстоятельства. Но никто не сидел и не говорил: «Вот потому-то и потому-то бунтовать будем». Скорее
