— Когда? — обеспокоенно спросил профессор.
— Вчера в Милане, — ответил Себастьяно. — Они обыскали его квартиру.
— Этого следовало ожидать, — кивнул Мингарди. — Но Пьер-Джорджо — человек разумный. Он никогда не будет держать дома ничего компрометирующего. Меня больше беспокоит допрос. Эти люди не знают жалости.
Профессор Мингарди был теоретиком права, известным специалистом по гражданскому и уголовному законодательству.
— Первое, что надо сделать, это предупредить его связного в Комо. Пусть позаботится, чтобы исчезли материалы, которые могут вовлечь других людей, — подсказал прелат.
Антифашистская организация, в которой состоял профессор Мингарди, не занималась пропагандой и не планировала вооруженной борьбы. Она преследовала скорее гуманитарные цели, помогая преследуемым за политические убеждения и жертвам расовой ненависти. Римская церковь, не вмешиваясь в ее деятельность официально, способствовала созданию фронта солидарности, чем и занимался в Лозанне монсеньор Бригенти, который был связан, среди прочего, и с этой организацией. Прибыв в Лозанну, он связался с профессором Аугусто Мингарди, как ему было предписано в Риме. И почти сразу обнаружил, что одним из вдохновителей этой подпольной организации был Пьер-Джорджо Комотти.
Родители Себастьяно Бригенти хорошо знали графов Комотти, но Себастьяно и Пьер-Джорджо никогда не бывали друг у друга.
— Почему его арестовали? — спросил Мингарди.
— Гомосексуализм, — коротко ответил прелат. — Обвинение, возможно, подстроено полицейскими властями. Видимо, в этом замешана ОВРА.[2] Говорят еще о кокаине.
— Другими словами, донос, — заключил профессор.
— Как всегда, когда совершаются блестящие полицейские операции.
— На кого я могу, рассчитывать в Комо? — спросил Мингарди.
— На Джованни Липпи, работника типографии. Это верный человек, решительный и умный. Прощайте!
Мужчины дружески пожали друг другу руки. Пилот ожидал Себастьяно возле маленького одномоторного самолета.
— Вы тот пассажир, которого я должен доставить в Италию? — осведомился он.
— Это я, и я готов, — сказал Себастьяно. — Поспешим.
— Мне очень жаль, синьор, — возразил пилот, — но погода нелетная. Надвигается грозовой фронт.
— Какие распоряжения вы получили от месье Дуб-ланка?
— Доставить вас в Комо.
— Так выполняйте, — отрезал Себастьяно, собираясь подняться в самолет.
Пилот нерешительно посмотрел на него.
— Вы когда-нибудь летали, синьор?
— Летал, разумеется, — сухо ответил Себастьяно.
— В такую погоду?
— И даже в худшую.
В этот момент в облаках открылся голубой просвет.
— Ну что ж, возможно, погода улучшается, — нерешительно пробормотал пилот. — У вас, должно быть, какой-то святой покровитель в раю.
— Вполне возможно, хоть я этого и не заслуживаю, — серьезно ответил прелат.
Глава 4
Маленький Фабрицио с шумом грохнулся с велосипеда на глазах Эмилиано, который следовал за ним, нажимая на педали своего огненно-красного «Велакса». Это падение не причинило большого вреда — осталась только ссадина на колене правой ноги, пораженной полиомиелитом, на которую он припадал при ходьбе.
Эмилиано ласково помог ему подняться и подул на ссадину, стараясь уменьшить боль.
— Ничего страшного, — храбрился Фабрицио.
— Но тебе же больно, — сказал Эмилиано, которого восхищала сила духа и выдержка сводного брата. — Ты сможешь идти?
Фабрицио взглянул ему прямо в глаза и иронически улыбнулся.
— Прихрамывая, я смогу обойти весь свет, — шутливо ответил он.
Эмилиано привязался к этому мальчишке, слабому здоровьем и робкому, но, в то же время, умному и волевому, которого Джанни и Валли без конца высмеивали и дразнили, относясь к нему как к непрошеному чужаку в доме.
Поднявшись, Фабрицио захромал по дороге, с трудом преодолевая боль.
— Садись лучше ко мне на раму, — решил Эмилиано. — А твой велосипед мы заберем потом.
— Если тебе не будет слишком тяжело, — согласился Фабрицио.
Эмилиано поудобнее усадил его на раму и принялся крутить педали, направляясь по пустынной дороге к вилле, которая была уже совсем близко. Малыш обернулся к нему и поблагодарил его улыбкой.
— Тебе нетрудно? — спросил он.
— Нисколько, — успокоил его Эмилиано.
Приближалась первая военная зима. Война, бушевавшая в мире, с каждым днем все больше ожесточалась. Наступили и для Италии трудные дни. Эмилиано знал, что принадлежит к привилегированному классу, но для большинства итальянцев нужда стала реальностью. Угля не хватало, продовольствие распределялось по карточкам. Монтальдо же получали из своих сельскохозяйственных угодий мясо, масло, яйца и муку. Дети регулярно посещали школу в Милане, а выходные проводили в тишине виллы «Эстер», лакомясь блюдами, приготовленными Джильдой.
Подъезжая к вилле, Эмилиано посмотрел на свои наручные часы, которыми особенно гордился. Через полчаса пора было садиться за стол. С тех пор, как ему исполнилось одиннадцать лет, ему разрешили обедать с родителями и их друзьями. В то время как младшим накрывали стол в кухне.
В ста метрах от калитки их нагнал большой автомобиль. Это был черный «Фиат-1500», который остановился в нескольких метрах перед ними. Из машины вылез моложавый мужчина с мощной фигурой, одетый в темный джемпер с высоким воротом и коричневый костюм.
Эмилиано сравнил его с Диком Молнией, героем любимых детских комиксов, главным действующим лицом захватывающих приключений. Мальчик смотрел на него с восхищением и завистью, но, когда незнакомец обернулся и назвал его по имени, Эмилиано был несколько разочарован, поняв, что сказочный Дик Молния был всего лишь монсеньором Себастьяно Бригенти, другом семьи, которого он не видел уже много месяцев.
— Добрый день, монсеньор, — поздоровался он, подъезжая к нему на велосипеде.
Священник придержал руль и помог мальчику слезть.
— Я вижу, ты везешь раненого, — заметил он.
— Простая ссадина, — вставил Фабрицио, спускаясь на землю.
Себастьяно поднял малыша и усадил на заднее сиденье машины, к величайшей радости Фабрицио, который обожал автомобили.
— Сейчас я открою вам ворота, — предупредительно сказал Эмилиано. — Я не знал, что вы будете у нас к обеду.
— В действительности, никто не знает, что я здесь. Я хотел поговорить только с тобой.
Мальчик покраснел, весьма польщенный.
— А кто твой раненый? — спросил Себастьяно.
— Это сын Джильды, поварихи, — ответил он. — Он живет в нашем доме.
