– Конечно, для вас не принципиально, где будут жить горняки – в солнечной долине или в ледяном ущелье! Это, мол, не наше дело, мы – подрядчики!
– Я довольно ясно сказал, что вы попросту спасовали перед трудностями, – перебил его Синельников.
– Да, вы ловко отвели спор от существа вопроса. Вы переключились на обвинение меня в том, что я боюсь трудностей. Дело не в трудностях, а в равнодушии к людям. Почти два года многие рабочие живут у нас все еще в палатках! Вас это не трогает. Вас не смущают невыносимые лесные дороги, где калечатся машины и надрываются люди. Все это вас мало заботит не потому ли, что вы избавлены от многих тягот? Это не вы стоите в ледяной воде на закладке фундаментов. И в палатке вы не живете. И не из вас вытрясают душу ежедневные рейсы по таежному бездорожью. И тем не менее вы говорите от имени этих людей, что нам важен конечный итог нашего труда, а не его сегодняшние тяготы. По какому праву вы говорите от имени других?
– Однако мы отвлекаемся, деятель, – перебил его Лукашин.
– Я кончил. – Воронов решительно сел и нахмурился.
– Мне думается, что нам следует попытаться найти какое-то общее решение, – предложил Лукашин. – Как вы полагаете, Петр Ермолаевич?
– Решение очень простое, – уверенно заявил Синельников. – Строительство поселка продолжать, а персональное дело Воронова разобрать на бюро. Что же касается некоторых предложений Воронова, то пусть ими займутся производственный и технический отделы.
– В таком случае я вынужден буду обратиться в крайком, – сказал Воронов.
– Не надо торопиться, деятель, – досадливо поморщился Лукашин. – Как вы думаете, товарищ Зеленин?
– На днях у нас будет производственное собрание по итогам месячного плана, – ответил Зеленин. – Вот и пусть выступит Воронов. Обсудим и решим, что делать. Если нужно будет, пошлем в совнархоз резолюцию собрания.
Лукашин хорошо понимал, что от вороновских расчетов так просто не отмахнешься. И уж если узнают об этом горняки, то заварится каша. Значит, на тормозах надо съезжать. Мысль Зеленина показалась ему стоящей. Выступит коллектив Управления, а там пусть разбираются, пусть решают.
– А что! Это заслуживает внимания. – Лукашин посмотрел на Синельникова.
– При чем тут собрание? – резко возразил тот. – Мы сами в состоянии известить об этом совнархоз.
Синельников больше всего не желал этого коллективного обращения – оно неизбежно вызвало бы широкую огласку и могло спутать все карты. На худой конец, ему нужно успеть съездить в совнархоз, подготовить почву.
– С мнением коллектива следует считаться, – бросил Зеленин.
Синельников вызывающе промолчал.
– А как вы, Михаил Титыч? – Лукашин повернулся к Дубинину.
Дубинин так и не мог разобраться, кто же прав, Синельников или Воронов, поэтому охотно согласился обсудить этот вопрос еще и на собрании.
– В таком случае давайте соберем специальное собрание, – предложил Синельников. – Приготовимся как следует, пригласим представителей совнархоза…
– А зачем второй раз беспокоить людей? – простодушно возразил Дубинин.
«Ох, идиот!» – выругался про себя Синельников.
– В самом деле, деятель, – согласился и Лукашин. – Давайте послезавтра и поговорим.
«И эта старая лиса заюлила», – зло подумал Синельников, а вслух сказал:
– Как хотите.
Само собрание для него, в конце концов, не страшно… Лишь бы успеть убедить кое-кого, что дело тут не столько в престиже Синельникова, сколько в авторитете самого совнархоза. А свою позицию он отстоять сумеет.
Он пришел к себе в кабинет и тотчас заказал билет на вечерний поезд до Приморска…
16
На другой день утром Лукашин вызвал к себе Воронова. Там уже сидели Дубинин и Зеленин.
– Вот так, деятели… Только что звонили из совнархоза. Приказано явиться туда сегодня же. Я заказал билеты на самолет. Поедете все втроем, сразу же, от меня.
А после обеда они были в приемной председателя совнархоза.
Зеленин отказался идти в Управление строительства к Пилипенко.
– Только к самому председателю… – настаивал он. – Иначе дело наше дрянь.
Их вызвали первыми.
Высокий крутоплечий Мясников встал из-за стола и пошел к ним навстречу. У него было широкоскулое лицо, слегка рябоватое, редкий седеющий бобрик и рыжие густые брови, придававшие ему выражение насупленное и властное.
– Строители? Привет, привет, – говорил он, здороваясь. – Чего это вы всем колхозом пожаловали? Проходите к столу, проходите.
«Эх черт! Вот так медведь! – подумал Воронов, пожимая объемистую ладонь Мясникова. – Такого не
