ящик — отвертка покатилась под стол. Дотянуться до нее он так и не смог: пуговица рукава зацепилась за провод — аппарат, грохоча всеми своими потрохами, полетел на пол. Собрать все это теперь можно было только промышленным компрессором.
— Та, што цэ такое!? — зарычал майор.
Дверь отворилась без стука. Военком вспыхнул как сухая солома:
— О! Явление Христа народу! И кто к нам пришел?! Сам товарищ Белоград пришел… Или ты уже господин у нас?
Алексей застыл у порога, не сказав ни слова. Майор не удержался от искушения подойти поближе и заглянуть Белограду-старшему в глаза:
— Сам пришел… Без конвоя?.. Или конвой ща подтянется? А? А я уже сутки конвой жду? Просто, извелся уже. Аж похудел в ожидании!
Майор выглянул в коридор:
— Конво…ой!? Где конвой?
В дверном проеме появился крайне «взъерошенный» Лебедев. А военком продолжал паясничать:
— О! Про вовка промовка. Ты че, телепат, что ли?
Лебедев переступил через телефонный аппарат и уселся на единственный в кабинете стул для посетителей.
— А у меня тут гости. Знаешь, кто этот типчик?
— Знаю. Успокойся. — Лебедев не знал с чего начать.
— Успокойся? Ты говоришь, успокойся? Он мне дело состряпал, а я успокойся? А чья подпись на телеграмме стоит… твоя, или военкома? С кого погоны слетят? И это, если еще докажу, что я не причем. А этот… папаша… стоит… губки кусает. Ты думаешь, он признается, что я тут не причем? Только хрена тебе, пап…паша, мы уже в часть сообщили.
Только при этих словах Алексей начал подавать признаки осмысления. Только сейчас он начал воспринимать происходящее. В его глазах нарастал ужас:
— Что?.. Что ты сказал?
Военком не понимал, что делает:
— Хрена у тебя чего вышло. Твой выблядок до жидовской пасхи торчать там будет, пап…паша. А когда еще и бойцы узнают, как он из армии слинять пытается…
Алексей уже готов был в горло майору вцепиться:
— Что ты сказал, падло!?
Военком вскипел:
— Что…о? Ты еще тут…
— Да заткнешься ты, в конце концов?! — не выдержал Лебедев.
У Алексея подкосились ноги. Он прислонился спиной к стенке, но все равно начал сползать на пол. Лебедев бросился к нему. Ломая дрожащими руками спички, Военком попытался прикурить:
— Чё ты еще цацкаешься с ним?
— Заткнись!.. — рявкнул на майора Лебедев, помогая Алексею сесть на стул.
Особист налил Белограду воды и швырнул на стол новую справку:
— На вот! Я все проверил. Все там правильно.
Первым делом майор обратил внимание на подпись:
— Так это… Это начмед подписал?
— Начмед! — подтвердил Лебедев.
Военком совсем растерялся:
— Да, начмед. А чё ж ты вчера… вчера нельзя было этого сделать?.. Ну, тогда все нормально.
Взорвался Алексей:
— Нормально, говоришь?! Сука ты… Нормально у тебя теперь!?
— Ты содержание прочитай, — посоветовал майору Лебедев.
Военком снова принялся читать:
— Дана: для предьявления в военкомат… Белоград… умерла… Восьмого, ноль третьего… Умерла?.. Как это… умерла?.. А мы тут…
Майор не нашел телефона на столе. Не издав ни звука, он бросился к двери:
— Грищенко!.. Грищенко, мать твою!.. Начальника канцелярии, ко мне!..
Глава тридцать первая
…Похоже, пару секунд душман уговаривал себя сделать спасительный рывок. Белограду, чтобы послать следующую пулю, этого времени было вполне достаточно.
— Мочи его, Дан! — заорал Кузнецов…
— Получай, ссучара! — прошептал Белоград, нажимая на курок.
Через полсекунды он снова вернул прицел к точке прицеливания. Как в немом кино, он увидел на месте руки фонтан крови. От плеча оторвалась кисть и вместе с автоматом полетела вниз по крутому склону. Перекатываясь по камням, ствол изрыгнул короткую очередь и затерялся в какой-то расщелине. Видимо, во время попадания пули сухожилия рефлекторно сократились, и палец нажал на спусковой крючок.
У Богдана неожиданно промелькнуло удивление: 'Зачем ему понадобилось при рывке палец на курке держать?'
— Есть! — констатировал старлей и дальше, совсем уж неприлично для командира роты, радостно закричал. — Ты ему руку срубил вместе с автоматом.
— Гильза, товарищ сержант! — заорал одновременно с ним Маслевич.
Белоград в азарте не заметил, что затвор замер, заклинив патрон в казенке. Он не мог оторваться от развернувшейся в фокусе прицела картины. Но ствол все равно нужно было заряжать. А душман, если еще раз и дернулся бы, то не скоро. Ему еще нужно было прийти в себя от шока и боли.
Богдан развернул винтовку к Маслевичу:
— Быстро!
— Теперь ему и отстреливаться не чем! — продолжал веселиться ротный.
Маслевич затолкал шомпол в ствол и резким ударом ладони попытался выбить гильзу. Безуспешно… Ничего, кроме боли в руке, он не добился. Дрожащими руками Маслевич схватил ближайший камень и засадил им по шомполу. Освобождая патронник для очередного патрона, гильза вылетела с тонким медным звоном.
Перенося винтовку обратно, Богдан дослал затвором следующий патрон. Его лицо сияло зловещей улыбкой: 'Пока все идет, как положено'.
В ту же секунду противоположная сторона взорвалась шквалом огня. Вопли раненого, очередь из ППШ лишь на короткое время ошеломили противника. Несомненно, кто-то еще наблюдал за шурави. И манипуляции Белограда с винтовкой тоже не осталось незамеченными. Поток пуль зашелестел над вершиной. Увесистые шлепки захлестали по склону. Ротный мгновенно пришел в себя:
— Белинский, координаты пушкарям! Белоград меняй позицию!
Но Богдан вместе с Маслевичем и без команды уже поползли вниз. Чтобы занять не менее удобную позицию, им пришлось спуститься по склону метров на десять.
Первые снаряды прошуршали над ротой. Маслевич инстинктивно прижал голову к камням и обхватил ее руками. Через полсекунды противоположная вершина отозвалась серией разрывов.
Богдан поддержал его добродушной улыбкой:
— Не боись, Мишаня! Это не по нам. Это им подарки летят. Теперь мы им сраки рвать будем.
Если остальные не высовывали головы и ждали, пока душманов загрузит артиллерия, то Белограду выпускать из вида Равиля, если это был он, никак нельзя. Богдан помнил: моджахед не должен был уйти, ни при каких обстоятельствах. Сержант опять выкарабкался на рубеж и принялся искать цель. 'Опять повезло. Не заметили. Духи стреляют по прежней позиции', — отметил Богдан про себя серию метких выстрелов душманов в «молоко».
