предоставили подворье местного архиепископа в астраханском Кремле. Но царевич Петр не задержался в Астрахани и заявил, что отправляется в поход, вверх по Волге, к своему дядюшке, как осмеливался он называть государя Дмитрия Ивановича.
Государь-дядюшка, ведать нам учинилось, что ты молитвами святых угодников на прародительском престоле сел и воров, что хотели тебя извести, казнил. Так ты и наперед делай, ворам-боярам потачку не давай, и меня лихие люди, Борька да Сенка Годунов с товарищами, хотели извести. Да Матерь Божия Владимирская от их умыслов меня, все равно как тебя же, сохранила. Бью челом, а теперь тебе, государь- батюшка, рад твоей государской милости верой и правдой служить.
— И как решил государь — принять ли или отвергнуть царевича?
— Не знаю, святой отец. Петр царевич не успел добраться до Москвы. Он узнал о гибели государя еще где-то на Волге. Позже рассказывали, что он повернул свое войско назад, а затем отправился на Дон, чтобы соединиться с Иваном Болотниковым.
— Значит, все-таки добрался до Москвы.
— Добрался. Говорят, показал чудеса храбрости, сражаясь против войска царя Василия Шуйского. Но, в конце концов, весь израненный был схвачен боярами.
— И казнен?
— После страшных мучений. Так говорили.
— Отец Николай сказал, что тебя не радует Астрахань, государыня. Не хотел бы тебя огорчать и выбрал бы другой путь, но этот более выгоден, для наших дальнейших планов. Одно могу обещать вашему царскому величеству, вас ждет там достойный прием. Весь город и округа готовятся к этой встрече.
— Ты хочешь сказать, Заруцкий, что твоя государыня оказалась под действием дурных предсказаний. Ты знаешь, пан, я не суеверна.
— Ты не суеверна, государыня, но тем не менее тебя что-то смущает.
— Между прочим судьба царевича Петра.
— Ты смеешься надо мной, государыня! Царевич Петр! Да знаешь ли ты, сколько их здесь, в астраханских степях, разных царевичей?
— Царевичей? Каких царевичей?
— Во всяком случае, они так себя величают. Хочешь, я развеселю тебя, моя государыня. Лешка, зови к государыне пана библиотекаря.
— Ты все еще настаиваешь, чтобы в моем штате находился библиотекарь. Вот если бы у нас установилась спокойная жизнь…
— Государыня, твоя жизнь так удивительна, полна таких событий, что задним числом ее никто не сможет восстановить. У каждой коронованной особы должен быть свой летописец, если их имеют даже польские магнаты.
— Отец такого не имел и смеялся над амбициями князя Острожского.
— Бог с твоим отцом, государыня. У тебя своя жизнь, и на твоей голове царский венец. Ты должна позаботиться не только о себе, но и о своем наследнике и преемнике престола царе Иоанне Дмитриевиче. А, вот и пан библиотекарь! Не будешь ли ты добр рассказать государыне о скольких царевичах в здешних краях тебе пришлось слышать? Ты ведь интересовался и их родственными связями?
— По вашему приказу, пресветлый боярин.
— Кто там занял место Петра царевича?
— Некто, называвший себя также сыном царя Федора Иоанновича по имени Ивашка Август. Ничего не скажу о его происхождении. Воевода уверяет, что происходит он из понизовой вольницы. Будто бы долго скрывался по разным ватагам. Объявился под царевичевым именем у терских казаков и уже от них добрался до Астрахани.
— Э, нет, так нё пойдет, пан библиотекарь. Ты сбился с толку.
— Ивашка Август заявил себя сыном государя Ивана Васильевича Грозного от Анны Колтовской. Воевода поинтересовался сведениями из монастыря, где была заточена эта царица, и узнал, что царь удалил ее именно из-за беременности и торопился с постригом, чтобы ребенок не имел к нему отношения.
— Разве ему не нужен был наследник, Заруцкий? И чем бы государю мог помешать несчастный младенец?
— Государыня, поверь, ни у кого не хватит сил разобраться в этой путанице супруг и наложниц Грозного. Кажется, царь увлекся в то время какой-то очень красивой женщиной, которую взял во дворец. Может быть, появление ребенка помешало бы его сладострастию.
— Итак, пан библиотекарь, я поправил тебя. А теперь можешь продолжать. Воевода Хворостинин, выходит, поверил этому Августу — вот что важно.
— Ясновельможный пан, воевода поверил и царевичу Лаврентию, которого называли сыном царевича Ивана Ивановича.
— Убитого Грозным?
— Именно его. Известно, что супруга царевича в момент его убийства была на последнем месяце беременности и родила уже в монастыре, куда ее немедленно отправил Иван Грозный.
— И все это могло быть вероятным, пан библиотекарь?
— Ты у меня спрашивай, государыня, не у этого книжного червя, да простит пан библиотекарь мою резкость. Но жизнь я знаю много лучше него. И вот что тебе скажу, государыня. Такое множество выдуманных потомков говорит о том, что народ не хотел расставаться с родом Рюриковичей. Что людишки готовы были принять любого из этого семейства, но не бояр, всегда жадных, злобных, старающихся обеспечивать только свое собственное семейство.
И еще — народу нравится сильная держава, которая может их хранить от татарских и прочих вражеских набегов.
— Вельможный боярин, я еще не успел коснуться всего многочисленного потомства даря Федора Иоанновича.
— Но он же не мог иметь детей, мне говорили.
— Это не имеет значения, государыня. Для людишек царствующая особа не может быть ущербной, если даже на престоле сидит сущий дурак.
— Мы слушаем тебя, пан библиотекарь!
— Так вот, в степных юртах называли царевича Федора, царевича Кдементия, царевича Савелия, царевича Семена, царевича Василия, царевича Брошку, царевича Гаврилку и царевича Мартынку.
— И воевода ни с кем из них не стал бороться? Никого не схватил, не предал пыткам и допросам?
— Меня не слишком интересовало, как именно Хворостинин управлялся с этим множеством. Важно иное — он допускал самую возможность их существования.
— А другие воеводы?
— Ты правильна спрашиваешь, государыня. С другими воеводами дело обстояло иначе. Они сохраняли верность Москве. Хворостинин же очень давно стал подумывать о том, чтобы отложиться от столицы и образовать отдельное государство. Ему помогали настроения казаков — они не хотели московского правления.
— А мое? Почему ты думаешь, что они согласятся на правление царицы Всея Руси?
— Потому что на этом можно будет закончить местные раздоры. Да и кому не польстит иметь государыню, коронованную и возведенную на престол в московском Кремле?
— Но в русских землях, тем более в такой дали, вряд ли есть привычка видеть на престоле женщину.
— Что же, все меняется. И кто знает, то, что у тебя нет супруга, может пойти нам на пользу.
Птицы… Сколько птиц поднимается на заре над гладью воды. Крылья полощутся в небе огромные и маленькие, розовые, белые, серые, черные. Как лепестки дивных цветков. Шумят, шумят… Застят солнечные лучи и снова дают им дорогу. В поднимающемся мареве августовской жары тают. Опадают на
