Когда неуклонно приумножаемое «малое» составилось в десяток миллионов долларов, Лев Моисеевич понял, что с беспокойного места обретения капитала надо уезжать в благополучные дали, к тихому домику с бирюзовым бассейном. Дочь и сын уже давно проживали в Америке, устроившись там на стабильные должности в крупных компаниях, чему немало посодействовал американский воротила Генри Уитни, чьи поручения Лев Моисеевич аккуратно и вдумчиво выполнял, являясь его порученцем на российской земле. Судьба свела их на одной из крупных финансовых сделок, где искусный американский делец сразу же приметил толкового и остроумного устроителя контрактов, приблизив его к себе.
Прошлое Льва Моисеевича было тяжким и многотрудным, отмеченным тремя судимостями за становление нелегальных производств и мошенничество. Особенным авторитетом в уголовной среде он не пользовался, но ее лидеры, с кем ему пришлось попариться на тюремных нарах, считали его «честным фраером» и относились к нему снисходительно, благодаря чему он счастливо избег многих «наездов» с их финальными огнестрельными выводами.
Тюремный быт и пребывание в кругах откровенных бандитов послужили ему лишь приобретением жизненного опыта, но никак не отразились на его сущности человека деликатного, уравновешенного и напрочь не склонного к варварству и насилию. Внешне Лев Моисеевич походил на английского аристократа в летах, хотя, в чем сам себе признавался, мыслил как шельмоватый меняла.
Прибыв на постоянное жительство в Америку и, связавшись с Уитни, он понял, что дальнейшего интереса для своего патрона не представляет: он был необходим ему в той, тягостной и противоречивой российской жизни, где мог сноровисто преодолеть завихрения и подводные камни каверзных деловых стремнин, а здесь, в США, сиятельный миллиардер управлял сотнями подобных умников, куда более искушенных в местных нравах, установках и коллизиях.
Тупо проживать в четырех стенах, изредка плескаясь в вожделенном собственном бассейне было не в характере Льва Моисеевича. Многочисленные друзья, обитавшие в русскоязычной общине, тут же потянули его в бизнес. И здесь самым роковым образом сказалась специфика чужеземного бытия: все проекты, видевшиеся несомненно успешными, не отягощенные ни малейшим намеком на риск, с треском провалились, унеся в пучину тонко подстроенных обманов практически все деньги многострадального коммерсанта. Эмиграция не задалась. От ее эксперимента остался лишь дом и миллион долларов, который Лев Моисеевич сначала решил вложить в приобретение закусочной, но потом передумал в боязни утратить последнее.
Уитни, кому он горестно поведал о своих деловых начинаниях на здешней коварной почве, нашпигованной минами всевозможных афер, каверз и законодательных капканов, пригласил его к себе, лично ознакомившись с технологией погорелых проектов. Мгновенно уясняя их смысл, хохотал, непринужденно объясняя, каким образом в той или иной ситуации его бывшему подопечному натянули нос. В итоге, посерьезнев, сказал:
− Оставь здесь семью, и поезжай в Россию. Коли ты не способен сидеть без дела, доработай на меня там. Часть потерянного я тебе верну. У меня есть определенные рычаги.
За вычетом разумного процента босс действительно возвратил ему порядочную сумму, прижав хвосты оболванившим Льва Моисеевича лукавым дружкам, а тот, в свою очередь, прибыл в столицу, снял скромную квартиру в центре и принялся за прежнее исполнение поручений заокеанского благодетеля.
Все шло гладко, холостую жизнь вдали от пожилой супруги скрашивали многочисленные дамы, Лев Моисеевич не отказывал себе ни в чем, однако, явно слабело здоровье, подорванное в социалистических застенках за те преступления, что ныне являли собою узаконенную доблесть в развитии отечественной экономики. На что, впрочем, он особенно не сетовал, давно и покорно уяснив, что сегодняшняя норма в России уже завтра с непринужденной легкостью способна быть переквалифицирована в преступление. И наоборот.
Походив по докторам, ознакомился с неутешительным диагнозом. Светила от медицины отводили ему три-четыре года на последующее существование в вертикальном, что называется, положении. Данное известие пациент воспринял мужественно. Дети были устроены, малопритязательная супруга едва ли смогла освоить и треть из накопленных средств, и теперь предстояло несуетно дожить отведенный Богом последний срок. О чем Лев Моисеевич уведомил своего хозяина.
Такое известие тот воспринял сочувственно, попросив напоследок оказать ему серьезную, хорошо оплачиваемую услугу. Суть услуги попахивала несомненным уголовным преследованием, но, взвесив все «про» и «контра», Лев Моисеевич выразил согласие.
Крепкий мальчик, посланец Уитни, получил на руки липовый контракт, якобы заключенный между оборонным российским холдингом, руководимым неким господином Кузнецовым и корпорацией Уитни. Согласно контракту, один из заводов холдинга переходил к зарубежному владельцу. Далее, по легенде, американский экземпляр контракта был похищен людьми Кузнецова, решившего продать предприятие по более выгодной цене. А вернее − за куда весомую взятку. Однако в итоге исполнитель акции пустился вместе с контрактом в бега, полагая себя нежелательным свидетелем тайных игр. Из последующей логики событий, он был обнаружен людьми Уитни. Очередной этап комбинации предполагал вручение контракта перевербованному порученцу Уитни, должному отдать документ не хозяину, а его конкурентам.
Вскоре в Москву прибыла делегация американских бизнесменов, представителей концерна Пратта. Ее появлению предшествовали звонки в специально снятый по подложным документам офис, якобы занимаемый пресловутым холдингом. Кузнецов, истинный глава подлинного холдинга, являлся партнером Уитни, и замещение его роли Львом Моисеевичем было, естественно, согласовано с физическим оригиналом. Холдинг, объединяющий несколько оборонных предприятий, стоял на грани инспирированного банкротства и вскоре должен был перейти в собственность Уитни. Таким образом, до этого рубежа предстояло инсценировать продажу одного из заводов конкурентам Уитни, подложив им увесистую свинью.
Схема аферы была естественна и банальна: предприятие отходило на сторону за сущие гроши, а господин Кузнецов получал на свой счет в оффшорном островном банке многомиллионный куш.
Каверзы как всегда таились в деталях, но уж их Лев Моисеевич предусмотрел во всех надлежащих подробностях и оттенках.
Первая встреча с представителями западного концерна состоялась до приезда основного состава переговорщиков. Лев Моисеевич взял на себя роль озабоченного неразрешимыми проблемами бизнесмена. Выслушав уклончивые предложения гостей, нахмурил кустистые седые брови. Сказал веско:
− Не стану скрывать: у нас была договоренность с Генри Уитни. И сейчас идет процесс ее расторжения. Однако возникли непредвиденные обстоятельства. И пока они не решены, я не в состоянии вести конструктивные переговоры.
− Вы не можете найти человека, в руках у которого прежний контракт? − спросил его вальяжный черноволосый американец, похожий по повадкам на опытного детектива.
− Скажем, так… − нахмурился Лев Моисеевич.
− Люди порой пугаются своих поступков, − сочувственно произнес собеседник. − А также не доверяют тем, кто таковые поступки заказывал…
Лев Моисеевич неопределенно и скорбно качнул головой.
− Однако мы решили вашу проблему, − сказал американец. − Если хотите, это жест нашей доброй воли … − Он раскрыл папку, положив на стол документ.
Лев Моисеевич, обладавший незаурядным актерским талантом, неторопливо надел очки, а затем ошеломленно впился глазами в знакомый текст, состряпанный им же неделю назад.
Собеседники явно наслаждались его растерянностью.
− Как?!. − потерянно оглядевшись, выдавил он, и судорожно потянулся к стакану с водой. − Откуда у вас это? Мы сбились с ног…
− Теперь вы убедились, что имеете дело с надежными партнерами? − донеслось до него с покровительственным смешком.
− Я…
− У нас лишь один невыясненный до конца вопрос, − продолжил ловкий брюнет. − В чем заключался ваш конфликт с Уитни?
− Да все очень просто, − небрежно произнес Лев Моисеевич, убирая бумагу в портфель. − Он отчего-то начал затягивать выплату основной суммы… Вы понимаете, о чем идет
