неведомого заказчика не стоит.
Жукова он найдет сам. И вытряхнет из него все. Что означает «все» было покуда непонятно, но Сосо решил, что именно − «все»! Сверхзадача данной установки предполагала извлечение прибыли, значительно превышающей сумму обозначенного гонорара за его нелегкие милицейские труды.
А вот далее, по окончании игры, сомнениями относительно лукавого американца можно анонимно поделиться и с ФСБ. Все будет зависеть от того, чем располагает беглый Жуков. И каким образом произойдет дележ добычи. И нужно ли ему происходить? Единоличное присвоение представлялось подполковнику куда более привлекательным. Так или иначе, со сдачей шпиона в компетентные органы следовало повременить.
− Кто понял жизнь, тот не спешит, − произнес себе под нос Укрепидзе. Это была одна из его любимых, лично выстраданных поговорок.
Следом ему подумалось о том, что добровольное оказание услуг госбезопасности – дело, как правило, безнравственное и никчемное. Другой вопрос, если речь идет о бизнесе. А о своих ведомственных достижениях пусть госбезопасность заботится самостоятельно.
Данные мысли он оставил невысказанными. И правильно сделал.
− Чего он сказал? – склонившись к оператору, спросил технического работника Василий Закатов – оперативный уполномоченный ФСБ, у кого милицейский опер находился под самым пристальным присмотром.
− Сказал, что спешка в жизни не нужна, − неотрывно глядя на монитор, ответил собеседник.
− Любопытно, к чему это относится? − произнес Закатов, рассеянно глядя на лежавшую на столе папку.
В папке находились данные по зафиксированному контакту Укрепидзе с приезжим американским гражданином и распечатка их диалога, состоявшегося вчера в ресторане. «Наружка» поработала славно. Дело пахло крупной и перспективной разработкой.
В отличие от своего милицейского коллеги, оперативный уполномоченный первого, то есть, американского отдела контрразведки, неведомым достоянием гражданина Жукова лично и корыстно не заинтересовался, а сразу же ринулся на доклад к начальству.
Капитан Закатов был молод, честолюбив, мечтал о звании майора, горел интересами службы, и его любимой поговоркой была: жизнь спешит, если мы медлим.
АБУ КАМИЛЬ. ДО 11.09.2001 г.
Ночная смена была трудной и хлопотной, как на сбившем свой темп конвейере: на терминале вышел из строя компьютер, объявили задержку рейсов, приостановилась регистрация багажа, публика громогласно выражала возмущение, а к тому же Абу обматерил пассажир, у которого изъяли из чемодана баллончик с нитрокраской, отмеченный знаком «огнеопасно». Пассажир кричал, брызжа слюной, что власти сошли с ума, доверяя безопасность полетов всяким заезжим арабам, измывающимся над исконными гражданами. Его расистские выпады Абу, усмехнувшись про себя, признал как пророческие. Дело закончилось вмешательством в конфликт полиции, и дебошира отправили в участок.
Домой он вернулся разбитым, с воспаленными от бессонницы глазами, раздраженный и проклинающий каторгу уже изрядно поднадоевшей службы.
Отсутствие Мариам его не удивило, она работала в утреннюю смену, но, едва Абу вошел в квартиру, его встревожило чувство какой-то неясной опустошенности привычного жилища. Все было на своих местах, всюду царили уют и чистота, но отчего-то от всей обстановки веяло унынием и заброшенностью, словно он вернулся в давно покинутый дом.
И тут сквозь сонную тупую одурь, мохнатой черной гусеницей, полезшей из кокона, зародилось мерзкое подозрение…
Он остро покосился в сторону вешалки в прихожей, и не нашел на ней вещей Мариам.
Вошел в совмещенную с кухней комнату и − оцепенел, увидев то, чего инстинктивно увидеть боялся: лист бумаги на столе, прижатый к скатерти узорчатой медной вазой с осыпавшимися увядшими цветами.
« Я ухожу от тебя, Абу. Мне тяжело с тобой. Я не верю в твое будущее и в твои замыслы. Как разделять их, если они чужды мне? Я не могу вернуться на Родину, потому что стыжусь близких, пострадавших за твое малодушие, да и за мое тоже. Но если я оказалась здесь, то лучше начать новую жизнь, не опираясь на прошлое, а его для меня олицетворяешь ты. Не ищи меня, это напрасно и больно для нас обоих. Оцени произошедшее без обиды: ведь тебе тоже было тягостно со мной, а теперь твои руки развязаны. Я желаю тебе счастья».
Горечь, терпкая яростная горечь заполнила все существо Абу. Нет, Мариам не предала его. Им был необходим этот разрыв, но решилась на него она − маленькая молчаливая женщина, куда более сильная и цельная, чем он. Но осознание безвозвратности ее ухода, любви и признательности к ней, бывшей смыслом и опорой всего его существования, ввергало в растерянность и безысходность, и мир померк, утратив свои краски и саму суть.
Он был раздавлен и оглушен, как контуженый солдат, единственный оставшийся в живых, выпроставшийся из окопа на поле отгремевшей брани, и видящий вокруг лишь серое пространство, в котором непонятно куда предстояло двигаться, а вернее, ползти наугад.
Только к вечеру, очнувшись от ступора, он смог заставить себя позвонить Дику. На следующий день тот приехал к нему домой. Пожав Абу руку, произнес сочувственно, но и с долей беспечности:
− Обычное дело, старина. По моему наблюдению, жены эмигрантов здесь, в Америке, как правило, оставляют мужей. Они бросают груз прошлого, меняя его на новых сожителей с положением и деньгами. Твое огорчение закономерно, но ты молод, у тебя все впереди… Я и сам разведен, но нисколько о том не жалею. Кстати, моя женушка оттяпала у меня все сбережения и дом…
Американец судил так, как виделось это ему − поверхностному, циничному потребителю.
«Брак для них − тот же бизнес, − неожиданно понял Абу. − Для них все − бизнес. Даже предстоящий теракт. Деньги, дом… Как ему объяснить, что сейчас творится в моей душе и в душе Мариам? Это недоступно ему. Он неспособен сострадать, вот в чем дело. Как и его собратья. Им слишком тяжело даются собственные муки и беды, чтобы еще сопереживать чужим. Если они сподобятся сопереживать, то опять-таки сделают из этого бизнес».
− Если хочешь, мы выясним, где она, с кем… − продолжил Дик. − И если тебе надо, постараемся ее вернуть…
− Лучше быть одиноким путником, чем ехать на хромом верблюде, − ответил Абу. − Забудем о ней. Поговорим о работе.
− Позвони Хабибулле, − с явным облегчением уяснив уравновешенность агента, сказал Дик. − Скажи, что уезжаешь по делам во Флориду и, если он захочет, ты в состоянии навестить его питомцев. Нам важна его реакция на такое предложение.
− Я могу сказать ему о Мариам?
Американец усмешливо качнул головой:
− Думаю, об этом кому надо сообщит Мустафа.
− Он вновь предлагает мне отправить контрабандой оружие в Европу.
− Очень хорошо. Держи меня в курсе. − Дик запнулся. − Вот что! − Поднял вверх палец. − Обождем со звонком… Прошу тебя сделать следующее: при контакте с Мустафой покажи, что ты крайне разочарован Америкой. Ее людьми, политикой, будущим… Отметь, что эта страна отняла у тебя даже жену… Извини, Абу, я рассуждаю, возможно, непристойно, но мы же профессионалы…
− Продолжай.
− Так вот. После вашего разговора у него обязано составиться следующее резюме: ты в
