Мазурику стало скучно… У каждого своя правда, и если жена назвала мужа сволочью, значит, он сволочью и помрет. Или переживет ее, а потом все равно помрет. Еще большей сволочью.
И чего взъелась? Будто он просил ее отдавать лучшие годы своей жизни! Неужели когда-либо претендовал на ее молодость и верность. Никогда! И уж тем более сейчас.
Халат Любы на груди распахнулся, обнажив рыхлую отвисшую грудь. Мазурик перевел взгляд на Ольгу: завернувшись в одеяло, она хищно за ними наблюдала. Осклабился.
— Что, Оленька, нравится скандал в благородном семействе? Не ожидала столь бурный страстей?! Может, присоединишься? Так сказать, сообразим на троих!
— Оставь Ольгу в покое!
— Давно оставил, — осклабился Мазурик. Дождался, чтобы смысл фразы дошел до жены, накинул куртку и вышел из дома. А ведь хотел поступить как честный человек, который, впрочем, в глубине души так и остался сволочью.
— А кто его спрашивает? — ленивый голос секретарши перебивал яростный стук по клавиатуре.
Ада запнулась.
— Это его жена… — и тихо добавила: — Бывшая. Соедините, пожалуйста, это очень срочно.
В трубке задергался Моцарт. Потому все тот же равнодушный голос сообщил, что генеральный директор телеканала на совещании и осовбодится очень не скоро. Ада зачем-то сказала «спасибо», а потом долго слушала короткие гудки: sos! sos! sos! sos!..
Попрощаться — не получилось, но, может быть, оно и к лучшему. Сказать-то все равно нечего, но почему-то стало обидно. Ладонью вытерла наступившие слезы и вышла на балкон.
Конец октября. В минувшую субботу дворники смели ворох листьев, и теперь они — в длинных синюшных мешках лежали у подъезда. Пахло дымом, дождем, холодом и поздними осенними хризантемами. Густо-красными, почти черными. Этот сорт Ада особенно любила и всегда сажала на балконе. Когда выпадал первый снег, хризантемы, припорошенные белой поземкой, выглядели особенно торжественно и красиво. Аде нравилось смотреть, как они медленно и спокойно умирали. Маленькие самураи.
Эдуард сказал, чтобы она ни о чем не беспокоилась: сегодня все произойдет также красиво и торжественно. На глазах у ее мужа. Ведь она мечтала именно об этом, не так ли? Ада спросила, как именно она умрет, но в ответ ведущий сочувственно погладил ее по плечу:
— Зачем вам об этом знать? Обещаю, что будет небольно и быстро. Ву уйдете счастливой.
И она поверила. Что еще оставалось?
Правильно поступает тот, кто относится в миру, словно к сновидению. Когда тебе снится кошмар, ты просыпаешься и говоришь себе, что это был всего лишь сон. Говорят, что наш мир ничем не отличается от такого сна.
Колобок очень любил цитировать «Хагакурэ»: слова отскакивали от него, как уже спелые, но еще не шелушенные орехи. Ада подбирала их, лущила и аккуратно складывала в мешочки памяти.
Заворачивай свои намерения в иголки сосны…
Воистину жизнь человека длится одно мгновение, поэтому живи и делай, что хочешь. Глупо жить в этом мире, подобном сновидению, каждый день встречаться с неприятностями и делать только то, что тебе не нравится…
Не нужно быть все время настороже. Нужно считать, что ты уже умер.
И тогда ты действительно умрешь с достоинством. Ада улыбнулась и стянула с пальца толстое обручальное кольцо. Прицелилась и бросила вниз, в сторону мешков с листьями.
Нехорошо, если место казни расположено там, где проходит много людей. Ведь если преступников много, это позор. По прошествии времени преступник забывает о своем злодеянии. Поэтому лучше казнить виновных на месте преступления.
14.00–18.00
Мужчины и женщины.
Жизнь и смерть.
Добро и зло.
Ненависть и любовь.
Вечные стереотипы. Такие же, как мечты и реальность, власть и рабство, богатство и нищета. Проверка судьбы на вшивость. Надежные гирьки, удерживающие этот паршивый непредсказуемый мир в устойчивом положении. Но стоит маятнику качнуться, как все полетит в тартарары. И от привычного мира мало, что останется. Разве что размытое вчера, но уж точно никакого завтра.
Достаточно протянуть руку и сделать всего лишь одно движение, чтобы все вокруг изменилось. Вопрос лишь в том — так ли мне этого хочется?
Да! Хочется подергать за ниточки, посмотреть в их напряженные, недоверчивые лица и увидеть единственно возможный — а потому — верный ответ на свой пока еще невысказанный вопрос. Эти люди все равно ничего не поймут, они даже ничего не почувствуют, более того, они будут довольны столь банальным исходом игры.
В основе жизни — лежит прощение. А в основе смерти? Вы никогда не задумывались, что лежит в основе смерти? Может быть, сама смерть? Иногда она бывает милосердной. Но лишь по праздникам, когда вытягиваешь свой единственно выигрышный билет.
Человек должен прощать. Охотно верю. Но кто сказал, что этот человек — я? Я никого не прощаю, и ничего не забываю. Характер такой. И тот, кто виновен, ответит за причиненное зло. Пусть оно и случилось вчера.
Только сегодня понимаешь: завтра — не значит вчера. У меня есть право на реванш.
Или я ошибаюсь?
— Не нравится мне все это! — простонал Колобок и прямо из горла булькнул коньяком.
— Успокойся, пожалуйста! — Жанна раздраженно размешивала сахар в кофе. — Спонсоры довольны, акционеры писают кипятком от радости, Эдик ведет себя, как лапочка. Если все пойдет хорошо, то мы сможем продать эту идею на Запад…
— Не говори гоп, пока ты еще не в седле, — Колобок сделал еще один хороший глоток и повернулся к Жанне. — Ты хоть можешь объяснить, чего именно мне ожидать, что задумал твой бывший?
Жанна дернула плечиком:
— Ничего особенного, милый. Вы же утвердили концепцию шоу? Ну и чего ты тогда волнуешься? Эдик прекрасно проведет пилотный выпуск, а потом ты его уволишь. Скажем, за профнепригодность, или за пьянство, или за моральное разложение. А потом ведущей программы стану я. И ты окончательно забудешь о своих глупых волнениях. Мы же обо все договорились? Ну? Перестань…
— Ты список героев видела?
— Нет, — озадаченно прошептала Жанна. — У нас какие-то проблемы?
— Интересно, о чем ты вчера разговаривал с Эдиком, если не знаешь самого главного, — без особой злобы и ревности укорил Колобок, но все-таки прочел:
— Номер первый — Семен Петрович Мазурик — профессор, доктор культурологических наук, автор многочисленных трудов по этике, элитарной и массовой культуре, неоднократно печатался за рубежом. Номер второй — Марина Сергеевна Селезнева, сотрудник крупнейшего петербургского рекламного агентства, жена известного режиссера Игоря Селезнева, чьи фильмы неоднократно номинировались на
