— Батюшки, сомлела! — перепугалась Божана. — Люди! Кто-нибудь! Помогите!
— Что здесь происходит? — раздался властный холодный голос. Служанка облегченно вздохнула:
— Слава богу, это вы госпожа Аргента…
После обеда Дракула решил развеяться. Бешеная скачка его всегда успокаивала. Погнал к затерянной лесной дороге, чувствуя, как бешеный ветер бьет в лицо. И странное дело, боль, ломавшая тело, куда-то исчезла, будто и не было ее вовсе.
Дракула остановился, только когда тропа совсем скрылась в чаще, привязал коня, а сам пошел вглубь, продираясь сквозь густые колючие заросли. Сколько шел, не помнил. Какая-то сила гнала вперед.
И, наконец, остановился, услышав шершавый голос…
— Ну, здравствуй, Влад, Познавший кровь. Давно тебя поджидаю.
Растертые листья мяты и лаванды быстро привели Виорику в чувство.
— Матушка? — она испуганно приподнялась на постели. — Какими судьбами? Я не ждала вас сегодня.
— Ты никогда меня не ждешь, — насмешливо ответила Аргента. — Чего не скажешь о твоем муже. Он всегда мне рад.
Виорика с потаенной ненавистью, на дне которой томилась любовь, взглянула на незваную гостью. Аргента спокойно встретила этот взгляд. Знала, что дочь возразить не осмелится. И то верно — Виорика промолчала, опустив растрепанную голову. Щека еще помнила прохладную тяжесть материнской руки. На пощечины Аргента не скупилась: доставалось и старшей дочери — Виорике, и младшей — Иванне. Отец, души не чаявший в девочках своих, все же не рисковал вмешиваться в семейные распри. Больше дочерей он любил только одного человека — свою жену. Жил, скрывая мучительную ревность и страшась, что однажды почти безоблачное счастье закончится.
— Аргента — драгоценность, дарованная мне судьбой. Даже и не чаял, что пойдет за меня, старика. Сам же, как увидел, так без памяти и влюбился. За каждый день, проведенный подле нее, Бога благодарю. Моей любви нам на двоих хватит. Но не дай тебе, доченька, познать такую любовь — все в тебе источит и разрушит. Лучше, чтоб тебя обожали, чем ты себе сердце рвала.
Иногда Виорика думала, что отец действительно тяжело и безнадежно болен, болен страстью, длившейся вот уже пятнадцать лет. Ни на одну женщину не мог смотреть, только на супругу. Что ни день, то дорогой подарок. Ни в чем не мог отказать любимой супруге. Виорика мечтала о том, что и Дракула станет относиться к ней столь же трепетно, но жестоко ошиблась. Аргента была особенной, не похожей ни на кого. И любовь к ней была такой же особенной.
О свободе, данной Аргенте Стратула мужем, шептались и сплетничали. Жены других баронов коротали время в женских покоях за рукоделием и чтением молитв и появлялись перед посторонними мужчинами лишь в редких торжественных случаях. Эта же открыто останавливалась в тавернах, пила вино и слушала пьяные сказки. Смеялась громко и заливисто, не боясь осуждения и злых наветов. Другие рожали детей, толстели и старились в одиночестве. Аргента не пропускала ни одного пира и бала, танцевала, веселилась, привлекая к себе мужские взгляды. Многие порывались сломить неприступную крепость, но Аргента бережно хранила супружескую верность. Смотреть — смотри, а руками не трогай. Как бы ни ревновал барон Стратула, ни разу не получил доказательства жениной измены. Подозревал, сомневался — это да, но подозрения без доказательств — всего лишь терзания души. И вслух о том Рацван Стратула старался не говорить. Аргента вертела им, как хотела:
— Я бесправная, бедная и покорная, — насмешничала дома, ласкаясь в присутствии детей и слуг: — Такой и положено быть супруге знатного человека. Без твоего разрешения, дорогой, даже платья себе купить не смогу, даже если и дашь на булавки один-другой золотой. Ты — мой полновластный повелитель, а раз так, то имеешь право бить меня, если захочешь. А захочешь, и на пир не пустишь… Твоя воля!
— Господь с тобой, Аргента, что ты говоришь! — пугался барон, опасаясь, что чем-то прогневил жену. — Хочешь — поезжай, слова дурного не скажу, — твердил он, отсчитывая деньги на новое платье. — Если ж руку на тебя подниму, то вмиг та рука отсохнет, не жить мне, если ты обиду затаишь.
Сколько ни пыталась, Виорика так и не смогла научиться управлять мужчинами столь же играючи и легко, как Аргента. Будто были князья, бароны, графы всего лишь игрушками в цепких ручках баронессы. Младшей сестре сия наука тоже по вкусу не пришлась, вот и смотрели на мать во все глаза, завидуя и дерзя от бессилия. Аргента в ответ усмехалась:
— На мать чего глядеть? Своим умом живите, на что он вам дан!
Легко сказать! Обе дочки чувствовали себя гусынями рядом с белоснежной лебедушкой. Их судьба крякать на скотном дворе. Ее — летать высоко в небе, даром, что крылья не обрезаны.
Аргента неторопливо вытерла пальцы, испачканные мятой, и подошла к окну.
— Муж твой куда направился? Подъезжая, видела, как несется во весь опор, как у коня подковы только не сбил.
— Не знаю. Мне не докладывает.
— Какая ж ты жена, если мужа удержать не можешь! — пожала плечами Аргента.
— Сама говорила, что муж всему голова.
— А ты шея! Вот и верти той головой, покуда не надоест. — Аргента отщипнула ягоду винограда. — Учишь тебя, учишь, а толку никакого.
Глядя на мать, Виорика в который раз подивилась, как той спустя годы и роды удалось сохранить удивительную красоту и молодость. Она по-прежнему была хороша собой, порывиста, стройна и своенравна. Безупречная нежная кожа, роскошные волосы того редкого медового оттенка, коего не встретишь у румынок, и глаза — таких глаз Виорика больше не встречала ни у кого. Цвета мокрого мха, опушенные длинными черными ресницами, они смотрели на мир с гордой насмешливостью, столь не свойственной женщинам Валахии.
Отец надеялся, что дочери унаследуют красоту матери, но ошибся: будучи истинной женщиной Аргента не пожелала поделиться тем редким даром, что подарил ей Бог, и дочери пошли внешностью в отца.
— Еще не вечер, а ты уже в постели, — Аргента только повела бровью, Божаны и след простыл. Виорика спешно прибирала волосы и платье. — Не рановато ли? Говорят, в тяжести ты. Кто ж о такой счастливой новости на людях рассказывает? Не могла, что ли, выбрать, другой минуты? То-то князь растерялся, не нашелся, что и ответить.
Виорика молчала, склонив повинную голову. Аргента насторожилась:
— Доподлинно знаешь? В глаза смотреть!
Виорика покорно подняла заплаканные очи. Матери хватило мгновения, чтобы понять, в чем дело.
— Солгала, — с непонятным удовлетворением кивнула Аргента. — Так и думала. Большой хитрости, чтобы соврать, не требуется, что дальше-то делать будешь? Сказочку сочинишь про то, что скинула?
— Чего скинула, платье? — не поняла Виорика.
— Ой, дурочка! — умилилась Аргента. — Даже этого не знаешь! И куда ты со своим умишком детским во взрослые игры лезешь? Сказано тебе было: в светелке сидеть, мужу рубашки шить, а коль придет в спальню ласкать и молчать.
— Так и делала… Только злится он. Сожмет лицо в ладонях и смотрит, словно в голову проникнуть хочет. А глаза у него бешеные, кровью налитые. Он убьет меня, матушка, не сегодня, так на другой день. Повод найдет и убьет. Либо слугам своим на поругание отдаст, а после скажет, что сама так захотела.
— Тихо-тихо, — погладила ее Аргента. — Ничего он тебе не сделает. Пусть только пальцем тронет, со мной будет дело иметь. Я за тебя горло, кому хочешь перегрызу, девочка моя. Что смотришь в таком удивлении? Думаешь, если не ласкала вас в детстве с Иванной, да в строгости держала, так и не люблю? Да вы мне дороже всего на свете будете. А то, что замуж тебя отдала, сама не раз пожалела. Не тот он человек, кто счастливым тебя сделает. Да что ж о том говорить? Поздно локти кусать. Глазки вытри свои, будем задачку решать: как из ловушки выбраться и шкурку при этом не ободрать.
