полезное от квалифицированных специалистов.
Альтаграсиа представила почетных гостей.
Первый интеллектуал был человеком преклонных лет, убеленным сединами, с усами и в очках в черепаховой оправе. Он курил толстую сигару, наполнявшую зал специфическим ароматом. Его представили как дона Рафаэля Гусмана, ректора престижного Папского католического университета Мадре-и-Маэстра, основанного в 1962 году после смерти диктатора Трухильо. В этом учебном заведении преподавали ряд актуальных дисциплин, весьма востребованных в доминиканском обществе.
Второй эрудит, профессор Автономного университета Санто-Доминго, был представлен как дон Габриэль Редондо. Он выпустил серию книг о находке останков адмирала в XIX веке и считался авторитетом в области истории открытия Америки. Однако коньком профессора являлось урбанистическое развитие Санто-Доминго начиная с момента основания города. Тоже уже не юноша, Редондо выглядел моложаво с шевелюрой, лишь слегка подернутой сединой, и демонстрировал манеры, наводившие на мысль, что он малый удалой.
Команду ученых замыкала ведущий профессор Технологического института Санто-Доминго донья Мерседес Сьен-фуэгос. Специалист в области экономики эпохи Колумба, она защитила докторскую диссертацию в одном из американских университетов и выступала автором многочисленных публикаций, снискавших международное признание. Ее лицо, отличавшееся угловатостью черт, выражало твердость и уверенность. Седые волосы, тщательно приглаженные и зачесанные назад без особых ухищрений, придавали ей вид типичной ученой дамы.
Оливер имел возможность внимательно рассмотреть каждого из профессоров во время утомительного представления, которое устроила Альтаграсиа: она расхваливала своих друзей, особенно наставницу, уснащая речь бесчисленными прилагательными. Испанец выразил признательность, что столь именитые историки нашли время прийти, и попытался сломать ледок отчуждения неформальным обращением.
— Вижу, вы курите превосходнейшую гаванскую сигару.
— Ошибаетесь, сеньор Оливер, — отвечал Рафаэль Гусман. — Это доминиканская сигара, а они, как правило, намного лучше сигар наших соседей.
— О, прошу прощения! — развел руками испанец. — Дело в том, что я сам не курю и как профан всегда считал, что сигары производят на Кубе.
Эдвин, воспользовавшись этим кратким обменом репликами, закурил сигарету, что еще сократило количество кислорода в уже задымленной комнате.
Альтаграсиа, желая направить разговор в нужное русло, ближе к теме, ради которой они собрались, задала гостям прямой вопрос:
— Как вы считаете, зачем грабителям могли понадобиться кости?
— Вы должны признать, что суть дела лежит на поверхности. Останки сами по себе представляют большую историческую и материальную ценность. Очень многие охотно заплатили бы за них, — ответил ректор дон Рафаэль Гусман.
— Конечно, материальную стоимость похищенного не следует упускать из виду, — взял слово Габриэль Редондо. — Все, что касается Христофора Колумба и его потомков, в этой стране имеет огромную ценность. Подумайте, только письма адмирала, которые всплывают время от времени, причем львиная доля из них — фальшивки, уходят с молотка по заоблачным ценам.
— Кстати, полагаю, вам полезно знать, что даже урна, где хранились останки, имеет огромную ценность. Кое-кто уверен, что за нее можно получить солидный куш в долларах. Доминиканская пресса не умолкая разглагольствует по этому поводу с момента ограбления, — высказалась донья Мерседес.
— Если мотивом кражи являлась нажива, то зачем тогда преступникам было оставлять улики в виде подписи Колумба на фасаде? — рискнул спросить Эдвин.
— Нам стало известно, что украдены также останки из Севильи. Испанская пресса ни о чем другом не говорит с тех пор, — вмешался Рафаэль Гусман. — Комбинированная акция и одинаковые улики и в том и в другом случае могут означать, что вдохновители преступления желают завязать некую полемику. Другой вариант — они специально оставили след, который кому-то служит сигналом.
Оливер сообщил, что это одна из версий испанской оперативной группы, которая ведет следствие по севильскому эпизоду. Если мотивом кражи была нажива, тогда в действиях преступников отсутствует всякая логика. Зачем оставлять улику, бросающуюся в глаза — уж слишком крупно они намалевали подпись.
— Вы, полицейские, слишком недоверчивы, — возразила донья Мерседес. — Разве не могли воры таким образом попытаться запутать следы? Я не сомневаюсь: мотив был сугубо меркантильного порядка. Очень многие хотели бы заполучить останки адмирала и готовы заплатить за это.
— Но в таком случае почему на Маяке украли только останки, не тронув других экспонатов? — удивилась Альтаграсиа, выдавая растерянность. — Их ценность не меньше…
Габриэль Редондо согласился: сокровища, собранные в музее Маяка, имеют непреходящее значение. Они обозначают вехи доминиканской истории и служат своего рода ключом к пониманию ее основных этапов: доколумбовой эры и периода после открытия Америки. Нельзя забывать, подчеркнул дон Габриэль, об огромной ценности коллекции искусства индейцев племени таино,[14] коренных жителей острова до появления на нем европейцев. Возможно, воры посчитали останки более стоящими по сравнению с другими экспонатами Маяка из-за большого ажиотажа, который вызвала буквально во всем мире процедура установления подлинности испанских останков в противовес доминиканским. А может, они просто не знали, что в гробнице Колумба в Санто-Доминго хранятся другие не менее ценные сокровища.
— Сеньоры, — академическим тоном завел речь Рафаэль Гусман, — наш народ является древнейшим на территории Америки. Мы не стали первой независимой страной, но были той землей, где прежде вершилась история, повлиявшая на развитие человечества. У нас славное прошлое, несмотря на то что из- за нынешнего состояния отечественной политики и скудных ресурсов Доминиканская республика занимает далеко не первое место на мировом уровне. Но это вовсе не означает, что мы утратили любовь к родной земле и ее истории. Смею вас уверить: вся коллекция, размещенная в музее Маяка, представляет собой величайшую ценность для доминиканского народа.
— А почему вам кажется, что грабители — доминиканцы? — тотчас отреагировал Оливер.
— Мы лишь высказываем догадки, сеньор Оливер, мне не хотелось бы навязывать какую-то определенную точку зрения…
— Понимаю.
— Я думаю, вам не следует сбрасывать со счетов наше мнение, даже если вы с ним не согласны, — решительно высказалась донья Мерседес. — Загадки истории Колумба, на которые не нашлось ответов за истекшие пятьсот лет, причем многие из них связаны с прошлым нашей страны, могут заявить о себе в ходе вашего следствия. Я ни секунды в этом не сомневаюсь.
Альтаграсиа взяла за руку донью Мерседес Сьенфуэгос, и ее жест не остался незамеченным Оливером.
Возвращаясь назад, в свои кабинеты, детективы обменялись мнениями, обобщив собранные к тому моменту данные. Эдвин считал, что стоит продолжать расследование, опираясь на договор с Интерполом, и отслеживать возможные попытки грабителей продать краденый товар на национальном или международном рынке. Альтаграсиа полностью одобрила его позицию. Тем более что она нашла подтверждение в беседе с эрудитами и совпадала также с версией национальной полиции о мотивах преступления, выводимой из высокой стоимости похищенных реликвий.
— Мы движемся в неверном направлении, — заявил Андрес Оливер. — Выводы ваших друзей вполне компетентны. Однако в Испании разрабатывают совершенно другую версию.
— Не забывай, ты обещал делиться с нами всей важной информацией, и если появится какой-нибудь факт или улика, мы должны узнавать о них немедленно, — напомнила Альтаграсиа, стараясь выдержать строгий тон.
— Подход моих испанских коллег к раскрытию данного преступления сильно отличается от нашего. Я потолковал с ними в подробностях об этом деле и вынужден констатировать: наше расследование идет совсем в другую сторону.
— И что ты предлагаешь? — спросила Альтаграсиа.
