Голд перегнулся через перила, посмотрел на море. В огромных ладонях он прятал револьвер. Минуты через две один из пожилых рыбаков вытащил рыбу и бросил на пирс. Странная, какая-то допотопная рыбина с синей чешуей и красными жабрами. Все повернулись к нему и стали разглядывать рыбу. Голд разжал руки, и револьвер со слабым плеском упал в залив Санта-Моника. Рыбак снял диковинную добычу с крючка и положил в пластмассовое, наполненное водой ведро. Остальные вновь погрузились в созерцание своих удочек. Голд пошел назад по причалу.
Вдали, на холмах, светились сквозь скрытую ночью завесу дыма огни домов, стоящих на обрыве. Было жарко.
Голд выбросил пакетик с баллончиком в мусорный ящик, переполненный промасленными обертками хот-догов и коробочками из-под воздушной кукурузы. Он добрел почти до края причала, почти до стоянки и остановился у захудалой шашлычной «Приют джазиста». На вывеске был изображен забавный толстый негр в фуфайке и котелке, а под ним надписи, приглашающие отведать рис с котлетами, цыпленка и сандвичи с ветчиной. Голд зашел в тесную комнатенку, настоящий сарай, в котором помещались шесть покрытых клеенкой столов и прилавок. Столики пустовали. Голд занял один, ближайший к двери. Коротко стриженная, маленького роста женщина в белой форме официантки, без макияжа и украшений, вышла из-за прилавка и подошла к нему с блокнотиком в руках принять заказ. Она была очень черная и простоватая на вид.
– Что вам угодно, сэр? – спросила она, улыбаясь.
– Привет, Глэдис. Как поживаешь?
Она взглянула на него повнимательней, перестала улыбаться.
– Чего вы хотите? Мы ничего не сделали дурного. Нечего вам сюда шляться.
– Спокойно, Глэдис. Я просто зашел проведать Реда.
– Его нет.
– Он здесь, Глэдис. Ты ведь десять лет его ни на шаг от себя не отпускаешь.
– Говорю вам, его нет.
– Он в кухне. Пойди и скажи, что я жду.
– Чего вам надо от Реда? Он ничего не сможет вам рассказать. Он со своими дружками-наркоманами больше не якшается. И я тоже.
Голд улыбнулся.
– Знаю, Глэдис, – кротко сказал ан. – Просто хочу немного поболтать с ним.
Но кроткий тон не смягчил женщину.
– Его нет.
Голд встал и пошел за прилавок, к служебному входу.
– Эй, Ред! – крикнул он, не заходя.
– Ну чего там? – откликнулись из кухни.
– Иди сюда. Один приятель хочет тебя видеть.
Голд вернулся и сел за столик. Посмотрел на Глэдис.
– Чашку кофе, пожалуйста.
Она бросила на него уничтожающий взгляд и круто повернулась на каблуках.
– Чертовы копы воображают, что они – пуп земли, – ворчала она, возясь за прилавком.
Дверь открылась, и вошел невысокий жилистый белый, с огненно-рыжими волосами и в поварском переднике. Его веснушчатое, бледное, изборожденное морщинами лицо носило следы усталости и страдания. Ему можно было дать и сорок и шестьдесят лет. Он увидел Голда и захохотал.
– Лейтенант, какими судьбами? Как поживаешь? Детка, почему ты мне не сказала, что пришел лейтенант?
Глэдис готовила кофе и даже не подняла глаза.
– Мы скоро закрываемся.
– Детка! Не будь такой с лейтенантом, – сказал Ред, усаживаясь напротив Голда. – Он хороший парень.
Вместо ответа она раздраженно перелила пенящийся кофе в кружку.
– Извиняюсь, но чашек нет. Мы закрываемся.
– Детка!
– Пойду в кухню, нужно закончить уборку, – мрачно заявила Глэдис. – Потому что пора закрывать. – И хлопнула дверью.
– Не обращай внимания, лейтенант. Она ничего такого не имеет в виду. Она так по-идиотски встречает всех, кто связан с моей прежней жизнью, включая копов. Она просто свирепеет. Наверное, не может забыть те дни. Слушай, пару лет назад зашел к нам на квартиру один парень, мы с ним вместе ширялись. Не знаю, как он узнал адрес. Так я опомниться не успел, как Глэдис схватила кочергу и спустила бедолагу с лестницы. Самое смешное, что парень чист как стеклышко. А Глэдис и дела нет. Она не желает, чтоб эти люди крутились вокруг меня, не желает, и все тут. Верно, боится, мол, мы сядем да начнем вспоминать старые деньки, толковать о наркоте. Ну и слово за слово... Так ей кажется. Так что не обижайся на Глэдис, намерения-то у нее хорошие.
Голд прихлебывал кофе.
– Как вообще делишки, Ред?
– Отлично, лейтенант. Просто превосходно. Девятнадцатого декабря исполнится десять лет, как я завязал. Мы устроим вечеринку. Печенье, пирожные, мороженое. Глэдис покончила с этим дерьмом тремя годами раньше.
– Здорово, Ред. Я всегда знал, что ты осилишь.
– М-да. Ты-то знал. Раньше, чем узнал я. – Ред кашлянул и придвинулся поближе. – Слушай, лейтенант, я до сих пор не поблагодарил тебя хорошенько. Ты тогда выступил перед комиссией по досрочке...
Голд махнул рукой.
– Ерунда.
– Нет, – возразил Ред, – не ерунда. Это чертовски важно. Благодаря твоей рекомендации мне дали шанс, выпустили. Больше никто за меня не заступился. Только ты. Вот что ты для меня сделал. Ты настоящий друг.
Голд пожал плечами.
– Я чувствовал, рано или поздно ты справишься, все' будет нормально. – Он глотнул кофе. – И я гордился тобой.
– Гордился?
Оба засмеялись.
– Это еще почему?
– Сам не знаю. Может, потому, что лучшего пианиста я не слышал. Может, потому, что ты был такой упорный, все гнул свою линию. Чертовски упорный, стойкий еврей, сидящий на игле.
Ред засмеялся опять, чуть смущенно.
– А может, просто потому, что ты еврей.
Голд поднес кружку к губам. Ред рассеянно потирал руки.
– Знаешь, порой думается, сидел-то я за то, что держал язык за зубами. Ведь стоило лишь заложить нескольких парней, и я гулял бы себе преспокойно на свободе, кололся и все такое. Но пусть я повел себя как форменный осел, пусть мне и тридцати пяти не было, а я уже девять лет просидел за решеткой, зато я могу по утрам, когда бреюсь, не краснея смотреть на себя в зеркало.
– Ты правильно поступил.
– Думаешь?
– Уверен.
В забегаловку, весело переругиваясь, зашли три черных подростка. Ред отпустил им газировку и картофельные чипсы. Один из парнишек вдруг узнал Голда.
– Эй, я тебя видел по телеку. Ты – коп, что ловит того сукина сына, ну, того Убийцу с крестом.
– Верно.
– И что ты с ним сделаешь, когда сцапаешь?
Голд улыбнулся.
– В порошок сотру.
