— Я буду паинькой.
— Ну и молодец.
— Не задерживайся. Возвращайся поскорее, будем ждать здесь вместе. Обещаю не пить без тебя.
— Я скоро вернусь.
В дверь протолкался Бадди Эвенс, молодой человек, нанятый мною в качестве мальчика на побегушках.
— Истребители эскорта встретили самолет над Кливлендом. Значит, сюда они прибудут примерно на полчаса позже, чем предполагалось.
— Как у нас с толпой?
— По мнению фараонов, тысяч восемнадцать собралось.
— Детей привезли?
— Да, в двенадцати автобусах. Я роздал всем флажки.
— Прекрасно.
— Гарри, не знаю, стоит ли отвлекать тебя этим, но Айрин Миллер хотела бы взять интервью у миссис Бронсон.
— Сказал тоже — отвлекать! Да по такому поводу можешь отвлекать меня когда угодно и сколько угодно. Что ты скажешь, Маргарет? Можешь дать интервью?
— Конечно. По крайней мере, скорее время пройдет.
— Будь осторожна с Миллер. Она чертовски умна.
— После двухмесячного общения с тобой я расправляюсь с умниками, как повар с картошкой...
— Хорошо, хорошо. Бадди, давай ее сюда!
Бадди скрылся за дверью.
Я подошел к столу и взял наполовину наполненный бокал Маргарет. Когда Айрин Миллер вошла в кабинет, я держал бокал в руке и отпивал вино.
— Наше солнышко еще не показалось, Гарри? — спросила она.
— Пока я вижу его только в мечтах.
Я терпеть не мог Айрин Миллер. Во-первых, потому что ее лицо напоминало изображение на фальшивой камее. Во-вторых, потому что она всегда ухитрялась как-нибудь уколоть. Но Миллер печаталась в сорока семи газетах одновременно, а потому можно было терпеть от нее пакости и похуже.
— Как жизнь, Гарри?
— Прекрасно. На прошлой неделе с удовольствием прочитал твою заметку о Синатре[9].
— Спасибо, Гарри. Очень мило с твоей стороны.
— На всякий случай хочу тебе напомнить, что я вообще очень милый человек. Познакомьтесь: миссис Бронсон — Айрин Миллер.
Маргарет улыбнулась.
— Я прекрасно знаю мисс Миллер. Уже несколько лет я регулярно читаю ее колонку в газетах.
— Благодарю вас, миссис Бронсон. Вы льстите мне.
— Ну, я на время оставлю вас одних. Хочу уточнить время прибытия самолета.
— Истребители эскорта только что встретили его над Кливлендом. Сюда самолет прилетит с небольшим опозданием.
— Значит, с Бродвеем и с толпами людей на нем придется распроститься! Черт возьми, но, может, нам удастся проехать там во время второго перерыва, после полудня...
Покинув кабинет, я решил чуточку задержаться у дверей и послушать, как пойдут дела у моих дам.
— Вы, наверно, очень волнуетесь, миссис Бронсон?
— Да, да, очень!
— Вы не возражаете, если я закурю?
— Что вы, пожалуйста! А вот я так и не смогла привыкнуть курить.
Я мысленно выругался, мне оставалось только надеяться, что Миллер не заметит испачканных губной помадой окурков в пепельнице.
— Разумеется, я очень волнуюсь, — продолжала Маргарет. — Правда, офицерские жены более или менее привыкают к разлукам, но эти последние два года почему-то показались мне невыносимо долгими. — Она тихонько рассмеялась. — Я вам сказала, что не научилась курить, однако сегодня, как видите, я так переживаю, что для успокоения пыталась выкурить несколько сигарет. Но, кажется, у меня ничего не получается.
Молодчина Маргарет! Послушав еще немного этой словесной эквилибристики, я решил, что вполне могу оставить ее наедине с Айрин Миллер. Я потолкался среди журналистов в баре, наскоро выпил виски с содовой и направился к посадочной площадке, куда должен был прибыть самолет моего генерала. Три полковника из Пентагона уже проверяли там почетный караул. Сразу же у летного поля, за полицейским кордоном, стояла толпа, а неподалеку в полной готовности расположились мотоциклисты эскорта. Я перекинулся несколькими шутками с телеоператорами. В кармане у меня шуршала бумага — приветственная речь генерала на митинге в ратуше и текст его выступления на приеме в главном банкетном зале отеля «Уолдорф». Все было готово, насколько это позволяли человеческие возможности. Теперь нам недоставало только нашего героя. В эти минуты мое будущее скользило крошечной кляксой на экране локатора, сопровождаемой эскадрильей реактивных истребителей.
Европа. 1944—1945
Я познакомился с генералом зимой 1944/45 года, в одном из захваченных нами немецких городков. Большую часть той зимы я пропьянствовал в Париже. Главным источником, из которого я черпал темы для своих корреспонденции, была большая доска в комнате прессы в отеле «Скриб». Она вполне устраивала всех нас, представителей различных телеграфных агентств. Каждое утро офицер для связи с прессой вывешивал на ней бюллетень о положении на фронте, а дальше все зависело от вашей фантазии. Солдаты-корреспонденты из передовых частей поставляли в бюллетень всякие душещипательные истории, умилительные воспоминания об оставленных дома милашках, рассказы о разного рода штучках, которые выкидывали солдаты, открыто называли фамилии, звания, личные номера, названия родных городов. Освещать ход боевых операций было проще простого. Вы брали из бюллетеня все, что хотели, переиначивали, как вам нравилось, и отправляли по телеграфу за своей подписью. Подобный метод сбора информации «с поля боя» вызывал у меня чувство неловкости, но остальные рассматривали его как нечто само собой разумеющееся. «Ну и что из того, что солдат рискует шкурой, собирая эту информацию? — рассуждали они. — На то он и солдат, чтобы рисковать».
И тем не менее мне казалось, что тут что-то неладно. Солдаты рисковали собой, а мы рисковали только в тех случаях, когда покупали бутылку шампанского на черном рынке или когда пытались незаметно провести к себе мимо консьержки пьяную француженку. Тогда попадалось много пьяных француженок, а на черном рынке шла оживленная торговля шампанским.
В те дни среди нас частенько появлялся Хемингуэй. Ты тоже начинал чувствовать себя знаменитостью, если удавалось посидеть в одном с ним кафе где-нибудь на открытом воздухе; ты даже начинал думать, что между ним и тобой нет никакой разницы. В конце концов, ты освещал ту же войну, что и он, и так же, как он; пил такое же вино и вел такие же разговоры. Разговоров в ту зиму было много, и никто не лез из кожи вон, чтобы стать лауреатом премии Пулитцера за репортаж прямо с каких-то там баррикад. Баррикады вышли из моды, даже вспоминать о них было как-то неудобно. Мы пьянствовали, трепались и посылали в свои агентства вполне достаточно информации, так. чтобы они не приставали к нам с ножом к горлу. Некоторые фальсифицировали даты своих сообщений или даже просто сами сочиняли разные истории. Другие придумывали басни, которые всегда лезут в голову, когда много женщин и выпивки. Я же только списывал свою информацию с бюллетеня в отеле «Скриб». Офицер для связи с
