размахивая кружками с элем и распевая непристойные песни. Во время своей продолжительной прогулки женщины миновали много темных, укрытых тенью переулков. И на всем пути их сопровождали выкрики и стоны совокуплений.
— Неужели, Элпью, все только этим и занимаются, вот так? Неужели порок притаился за каждой дверью? Неужто Лондон превращается в Содом?
Факельщик насмешливо фыркнул. Дальше они шли в молчании. Пройдя через Мургейтские ворота, мальчик обернулся.
— Я подожду вас здесь, если желаете, но по полям ночью не пойду. Это место небезопасно для пешеходов, здесь столько всякого отребья.
— Но ты же сказал, что проводишь нас до места, — рассердилась Элпью.
— Мне дорога жизнь, — ответил мальчишка. — Я еще молодой. Если нападут на пару таких старух, как вы, что с того, а у меня вся жизнь впереди.
— Ах ты, дерзкий пройдоха! — Элпью выхватила у него факел. — Тогда жди нас здесь. Если мы не вернемся к тому времени, как пробьет час, зови стражу. Эта леди очень важная персона. Ее зовут графиня Эшби де ла Зуш, и она личный друг короля.
— Да что вы? — Мальчик окинул графиню презрительным взглядом. — Что ж, бывает, и коровы летают.
Элпью уже собралась двинуть нахалу в ухо, когда графиня потянула ее за локоть.
— Идем, Элпью. Чем скорее сделаем, тем скорее вернемся домой и благополучно заснем в наших теплых постелях.
Элпью подняла факел повыше, и женщины двинулись по топким лугам Мурфилдса. Единственными звуками были уханье совы да чавканье их шагов. Дойдя до центральной известняковой дорожки, женщины оглянулись. Огромные вытянутые очертания Вифлеемской больницы высились позади них.
— Давайте держаться этой тропинки, пока идем на север, — сказала Элпью. — Я очень боюсь, что мы потеряем туфли в этой грязи. А в начале тропинки сможем взять наискосок через луг.
Похрустывание гравия слегка успокоило сыщиц, но в свете факела деревья отбрасывали призрачные, фантастические тени, плясавшие вокруг женщин.
— Нынешние дети кажутся такими самоуверенным, ты не находишь? — громко посетовала графиня и продолжила шепотом: — Позади нас кто-то есть. Слышишь шаги?
— И правда, мадам, — ответила Элпью, беря графиню под руку и ускоряя шаг. — Из-за этого проклятого факела мы как на ладони.
— Ой, смотри! — весело воскликнула графиня. — Нас ждет мой муж.
Элпью непроизвольно вздрогнула, потому что испытывала к мужу графини непреодолимое отвращение, но затем сообразила, что ее госпожа просто пытается отпугнуть преследователя.
— Быстрее, — тихонько проговорила Элпью. — Цель уже видна, давайте перебежим по траве.
Подобрав юбки, женщины побежали по краю поля. У двери Лампоне они остановились, тяжело дыша и с промокшими ногами. Элпью вставила факел в железный держатель на стене и огляделась.
— Возможно, злодей присмотрелся к нам и решил, что с нас нечего взять, — сказала Элпью, стуча в дверь Лампоне. — Вот преимущество старой поношенной одежды.
Графиня вспыхнула. Ее платье было отменного качества, пусть даже его фасон двадцать лет как вышел из моды.
Элпью постучала еще раз. Внезапно дверь открылась. В проеме стоял Лампоне в длинной белой ночной рубахе и размахивал рапирой.
— Assassini! — воскликнул он. — Ladra![35] Что вам нужно среди ночи?
Элпью подняла факел. Его свет отчетливо заиграл на серебряном носу мужчины.
— Синьор Лампоне! — воскликнула графиня. — Это я, леди Эшби де ла Зуш, графиня Клэпхемская, баронесса...
— Нам нужно задать вам несколько вопросов огромной важности, сударь, — смело вступила Элпью, — касательно вашей подруги Ребекки Монтегю.
Лампоне опустил клинок.
— А что с ней?
— Она в беде, — ответила Элпью.
— Надо думать, — сказал Лампоне. — Выйти замуж за такого никчемного повесу, как Джайлз Рейкуэлл. — Он жестом предложил женщинам войти.
В студии царил еще больший беспорядок, чем прежде; большие гипсовые отливки занимали весь пол, а ряды горшочков с порошкообразными красками выстроились в порядке цветов радуги. Пол и стены были покрыты разноцветными полосами.
— Сейчас полночь, дамы, а этой ночью меня ждет важная работа с приятельницей из театра.
— В ночной рубашке? — спросила Элпью.
— Да, потому что это создание Венеры. Сегодня ночью мы занимаемся любовью.
Элпью посмотрела наверх. Там на лестничной площадке стояла фигуристая молодая особа, которая заменила Анну Лукас в «Королевах-соперницах». Она была совершенно голой.
— Эй! — крикнула она. — Какие-то трудности?
— Возвращайся в постель. — Лампоне махнул рукой. — Я с ними разберусь.
— А вы не леди из «Глашатая»? — поинтересовалась девица, вильнув бедрами. — Меня зовут Элизабет Ллойд. Я совсем недавно играю, но меня очень хорошо принимали в «Друри-Лейн». Мистер Рич хочет, чтобы я выступила и в следующих постановках труппы. Когда будете упоминать про меня, я пишусь черед два «эл».
«Боже, какие тщеславные существа эти актеры! — подумала Элпью. — Думают только о том, как бы раздуть свою славу».
«Хочет шумихи и даже не предлагает заплатить», — подумала графиня.
— Синьор Лампоне, — обратилась она к хозяину, — мы пришли к вам в связи с вашим носом.
— Моим носом? — переспросил Лампоне, скашивая на него глаза. — А что с ним такого? Он отлит из первоклассного серебра по глиняной модели, которую я сделал с моей дорогой утраты по памяти.
— Но почему, — натянуто улыбнулась графиня, — у вас нет носа из плоти и костей, как у всех нас?
— Потому что я его потерял.
— Как неосмотрительно, — сказала графиня. — А вы не можете рассказать нам, как это случилось?
— В то время я был еще мальчишкой и с честью лишился его в битве при Нише.
— При Нише? — воскликнули все три женщины разом.
— Да, при Нише. Это Богом забытый городишко в Сербии, к юго-востоку от Белграда. Я сражался на стороне маркграфа Баден-Бадена. Нашим противником был великий визирь Копрулу Фасл Мустафа. Этот могучий мусульманин одолел нас.
— Я видела, как он выступал на Варфоломеевской ярмарке, — вступила актриса, спустившаяся тем временем к ним и услышавшая что-то знакомое. — Его зовут Силач из Кента.
— И когда сербское солнце закатилось, мой нос пал жертвой ятагана.
— Я опять ничего не понимаю, — призналась Элизабет.
— В Нише. — Лампоне обнял обнаженную девушку. — Я был героем.
— К черту Ниш! — воскликнула графиня. — Вы уверены, синьор Лампоне, что наплели нам столько чепухи не для того, чтобы заморочить головы?
— Могущественный маркграф наградил меня, и я вернулся к себе домой, на Сицилию.
— Боюсь, вы лжете, синьор. — Графиня насмешливо улыбнулась. — Ибо у меня есть причина подозревать, что ваш нос съеден сифилисом.
— Сифилисом! — Схватив рапиру, Лампоне крутанул ею в воздухе, срезав несколько прядей с уже и без того поредевшего парика графини. — Чума на вас и ваш сифилис!
— Свинья! — Элизабет отпрянула, в ужасе разглядывая свое тело. — Неудивительно, что ты всегда занимаешься любовью в полной темноте.
